Произведение является выдумкой автора. Любые совпадения случайны.
Привет! Я Колобок. Нет, не сказочный, конечно. С детства прозвище прицепилось, да и немудрено: восемьдесят килограммов веса при росте чуть больше полутора метров. В прыжке чуть выше. Ясное дело, колобок. К слову сказать, у меня и фамилия соответствующая: Колобова, а зовут Олеся. Да я и не обижаюсь, когда меня колобком называют. Вот когда маленькая была, то слез было пролито немало. Жили мы с мамой вдвоём. Работать ей приходилось много, чтобы меня вытянуть. Как ни крути, а тяжело одной. Родственники помогать не спешили. Впрочем, мама сама помощи не просила: "Есть руки и голова, - говорила она, - проживем, а побираться ни к чему". Папа мой погиб, когда мне было лет пять. Мама второй раз замуж не вышла, не захотела мне второго папу навязывать, хотя я подозреваю, что кто-то у нее был, потому что иногда мама задерживалась на работе очень надолго, и тогда со мной оставалась мамина подружка Карина. Вот она была классной! Мы устраивали в доме невероятный балаган в поисках игр и развлечений, потом перед возвращением мамы дружно все убирали. Или шли на улицу, если была хорошая погода, и часами бродили по небольшому парку. Изредка ходили в кино или в театр. Иногда нас навещала папина мать, которую я хоть и называла бабушкой, но любви к ней не испытывала. Строгая она была, а мне казалась сердитой. Взгляд серо-голубых глаз был настолько пронзителен, что я не выдерживала и нескольких секунд. Так зверь не может смотреть в глаза человеку и отводит взгляд. К ней мы ни разу не ездили. Мама говорила, что далеко очень, добираться неудобно. Понятно, что при такой жизни матушка кормила меня на убой, стараясь хоть всякими вкусностями загладить свою "вину". Иногда я ловила на себе ее грустный, плачущий взгляд и думала, что делаю что-то не так, что мама грустная всегда оттого, что я плохо себя веду, плохо учусь, и старалась изо всех сил все делать правильно. В школе я первой ученицей не была, не давались мне все предметы сразу. Что-то лучше, что-то хуже, но двоек старалась хватать поменьше. А вот дома порядок поддержать или поесть приготовить - это было не затруднительно. Легко, можно сказать. Годам к девяти Кара меня многим кухонным премудростям научила. Так что к маминому возвращению с работы ужин на столе ждал ее всегда.
Дома было тепло и спокойно. Рядом были любимые люди, игрушки, книги... А школа вызывала жуткие ощущения. Вернее нет... Не школа... Учиться мне нравилось: языки, что русский, что английский, давались легко, читать я всегда любила, история просто потрясала. Физику, химию, математику любила меньше, но тоже интересно было на уроках. Да и с учителями мне откровенно повезло. Наша классная была строгой, но справедливой. Любимчиков не заводила, и если какой-нибудь отличник к уроку был не готов, то пару она ему могла влепить по полной программе. И наоборот. Но и лентяев терпеть не могла. Помню, был у нас двоечник один, Ванька Серегин. С одной стороны парень, вроде, неглупый, но лодырь, спасу нет. Написали мы диктант. Марина Алексеевна проверила, объявила оценки и взяла в руки тетрадь Серегина.
- Но самой интересной работой можно считать работу Вани. Вчера он постарался, и вот потрясающий результат. Это уже не привычная нам единица, а твердая, честная, добротная... - она выдержала паузу, - двойка.
Класс лег. Ванька покраснел и едва ли не сполз под парту. Вы можете мне не поверить, но с того дня его словно подменили. Десятый класс он закончил хорошистом.
Так вот не учителя и уроки отравляли мне жизнь в школе, а одноклассники. Ох, и доставалось мне от них. То портфель спрячут, то, наоборот, в сумку всякой дряни напихают. То толкать начнут на переменке. Стыдно было после этого. И почему-то не за себя, а за них стыдно было. Ну и обзывалки всякие. Колобок - самое безобидное было. Впрочем, от прозвищ я умудрилась отделаться. Не обращала внимания, когда гадости вслед кричали, словно не мне вовсе. Ну и надоело это нашим "юмористам". Но остальные "шуточки" доводили до истерик и нежелания идти в школу. Маме я, правда, всего этого не рассказывала, не хотела расстраивать, говорила Карине. Та, конечно, рвалась в школу, чтобы с директором или завучем пообщаться или с Мариной Алексеевной. Но мне удавалось уговаривать ее не делать этого. Короче говоря, затаилась я, старалась поменьше на глаза попадаться. Все перемены в туалете торчала. Только тоже убежище не очень надежным оказалось. Там девчонки тюкать начинали. Эти похитрее были, но жалили хуже ос. Обсуждать меня начинали, будто не замечали, а потом жалеть притворно. От этого еще хуже было. Так и мыкалась я до седьмого класса. А потом... До сих пор вспоминаю со смехом случай, который решил очень многие мои проблемы.
А дело так было. Уроки закончились, все толпой ломанулись в раздевалку. Я тоже оказалась в этой толпе. Дело было зимой. Мама связала мне шапку, шарф и варежки. Белые, с красивым узором. Варежки-то в кармане шубки лежали, шарф я на шею намотала, а вот шапку только одевать начала, когда у меня ее из рук вырвали. Обернулась и поняла, что это все: шапки я не увижу. Ленька Варламов, верзила наш, верста коломенская, ее на руку нацепил и вверх поднял. А я ему чуть выше пояса.
- Колобок, допрыгнешь, отдам шапку, а нет - так домой пойдешь.
Хотела я развернуться и уйти, но шапку уж больно жалко стало. Мама ночами над ней сидела. Ну, я и подпрыгнула. Глаза закрыла, присела немного и как сигану. В общем, как все это со стороны было, я не видела, естественно, но когда глаза открыла, шапка на полу была. Вместе Ленькой. Он сидел, зажав нос, а между пальцами струилась кровь.
- Ты че, Колобок? Спятила? - прогнусавил он. - На людей кидаешься.
- Это ты что ли человек? Просил же допрыгнуть, а докуда не сказал. Вот и получил, - ответила я, подняла шапку и прошла сквозь круг притихших одноклассников.
На следующий день меня почему-то никто дразнил, девчонки обращались ко мне "Олесечка", а мальчишки расступались на пути. Но это еще не все. Видимо, известие о происшествии облетело всю школу. И предметом насмешек теперь стал Ленька. Странным было другое: вместо того, чтобы возненавидеть меня лютой ненавистью, он стал ходить за мной, как привязанный. С таким телохранителем можно было уже ничего и никого не бояться. Только теперь вокруг меня образовалось мертвое пространство. Меня просто игнорировали. Почему? Не знаю. И не узнаю, наверное, никогда. Так и шел год за годом. Леньке со временем надоело изображать Ланселота, у него появились другие королевны, а я подружилась с новенькой, которая пришла к нам в середине девятого класса. Странной мы были парочкой. И смешной, если честно. О себе я уже сказала. А Василиса была головы на две выше, с огромным уже тогда бюстом, которому наши девчонки откровенно завидовали, а мальчишки, увидев, восторженно замирали, шире в плечах и с косой ниже того, что ниже пояса. Короче говоря, смесь монумента с кустодиевской девушкой. При этом и доброты она была невероятной. Ей на помощь прийти, как воды напиться. Вот только парни на нее хоть и обращали внимание, но познакомиться не спешили. Что уж там их останавливало, пойди, разберись. Да и меня тоже стороной обходили. В общем, встретились два одиночества. Так мы и проходили вместе до конца десятого класса. К экзаменам вместе готовились. Хотя, честно сказать, назвать наши посиделки с учебниками подготовкой к экзамену язык не поворачивается. Нет, мы честно обкладывались тетрадками с записанными ответами на билеты, учебниками и пособиями, углублялись в изучение материала и честно рассказывали друг другу все, что знали, сверяясь с записями... первые полчаса. Потом кому-то хотелось пить, на плиту водружался чайник, заваривался чаек, появлялись конфетки и печенье, заботливо купленные накануне родителями и... понятно, что книги и тетради отодвигались, и начинались разговоры. А какие уж там могут быть разговоры у семнадцатилетних девчонок. Ясное дело, о мальчиках да о подружках. Иногда мы вообще-то и другие темы находили, конечно. О фильмах там или книжках прочитанных. Но гормоны все-таки свое брали.
Последним экзаменом у нас физика была. Надо сказать, ни Васка, ни я отменными физиками не являлись. А Василиса впрямую говорила: "Зачем она мне сдалась, физика эта? Я на истфак поступать собираюсь, там мне это все без надобности будет. А вот физики-математики наши пусть попробуют без истории и литературы в свои умные институты поступить. Не пройдут ведь. На сочинении срежутся". Права она была или нет, но, между прочим, парочка наших умников срезалась-таки на экзаменах. Но это так... к слову... О чем это я? А... Так вот сидели мы за столом на кухне, чаек попивали, конфетами закусывали да разговоры вели неспешные.
- Слушай, Лесь, - сказала вдруг Васька. - А ведь мы с тобой никогда замуж не выйдем...
- Чего это? - я чуть конфетой не подавилась.
- А с того, что никому мы с тобой не нужны такие вот...
- Какие?
- Какие... какие... Толстые вот такие...
- М-да? И что теперь делать?
- Худеть будем.
- Когда?
- Чего тебя заклинило? Прямо сейчас и начнем. Конфету положи.
Я посмотрела на конфету и положила ее в вазочку. Васька убрала вазочку в шкаф и сказала:
- Завтра сдаем экзамен и идем записываться в фитнесс-клуб.
- Ага... А дальше что?
- Худеть будем...
Экзамен мы сдали. Как смогли. Я честно получила свою тройку, а Васька... тоже тройку... вопрос только, за что. Ей-ей, как в том анекдоте. Сидели мы на соседних партах, и я быстро поняла, что Васька плавает. Она чуть не ревела. Учителя это тоже, видимо, быстро поняли. К ней подсела наша биологичка. И вдруг я увидела, что Василиса говорит хоть и тихо, но быстро и вдумчиво. Я успокоилась и занялась своим билетом. Это потом подружка мне рассказала, что отвечала она не билет по физике, а рассказывала стихотворение, водя указкой по таблице производства чугуна.
Так уж получилось, что после экзаменов разнесло нас в разные стороны. Васька стала поступать в свой институт, я в училище. Всегда мечтала стать парикмахером. Карине и маме большого труда стоило заставить меня закончить десять классов в надежде, что за два года я передумаю и выберу что-нибудь более престижное. Но... не судьба... Вернее, у меня своя судьба... И я ее выбрала однажды и сворачивать не собиралась. В общем, все прошло гладко. С Василисой мы часто перезванивались, но встретились только через пару месяцев, если не больше. Когда я ее увидела, то остолбенела и потеряла дар речи. И поверьте, было от чего. Вместо хорошенькой кустодиевской девушки с пышными формами передо мной стояла... стояло... простите, слов не подберу... Короче, похудела она. Но как! У Васки оказалась широкая кость. И все, что раньше выпирало и привлекало внимание, стало просто угрожающе огромным и непропорциональным, а все угловатости, что раньше были округлыми и мягкими, выперли так, что, казалось, вот-вот прорежут кожу. К довершению всего вместо привычной улыбки на лице Васьки была совершенно тоскливая мина, а глазах плескалось отчаяние.
- Что ты с собой сотворила? - спросила я, придя в себя от первого шока.
- Похудела. Не видишь?
- Ааа... Вижу-вижу... И как себя чувствуешь?
Васька как-то неуверенно улыбнулась и сказала с непонятным вызовом:
- Замечательно.
- Ага, это тоже заметно по выражению лица.
- Как я тебе? Нравлюсь?
- Отпад.
- Лесь... - ее глаза вдруг наполнились слезами. - Скажи честно, тебе на самом деле нравится, как я выгляжу?
- Вась, я скажу, только боюсь, мнение мое тебе совершенно не понравится.
- Я так и поняла, - она почти прошептала, а слезы уже бежали по ее щекам. - Ты не первая мне так говоришь. Ну что мне теперь делать?
- Не реветь, прежде всего. Что делать... Что делать... Поправляться обратно, если получится.
- Думаешь, стоит?
- Вась, ну сама посуди... Ты в зеркало смотришься? Сама понимаешь, на кого ты похожа. Худая корова еще не газель.
Всхлипнув последний раз, Василиса улыбнулась и потащила меня в магазин, где купила огромный торт. Мы пошли к ней пить чай. Надо было видеть глаза и улыбку Алины Сергеевны, Васькиной мамы, когда он увидела нас с тортиком.
- Ну, наконец-то, - присела она на табуретку, - голодом морить себя перестала. Олесенька, детка, вот спасибо тебе
- Да я тут ни при чем, тетя Лина, - засмеялась я, - она сама додумалась.
- И хорошо, вот хорошо-то, - засуетилась тетя Лина, - сейчас я вам чайку сотворю.
Спустя какое-то время Васька стала приходить к своему нормальному состоянию. На щеках заалел румянец, тело начало приобретать привычный вид. А тут еще на нашем горизонте неожиданно два кавалера нарисовались. Два приятеля из соседнего дома. Сергей и Мишка. Они лет на пять постарше нас были, поэтому в школе мы как-то не пересекались. А тут оказалось, что Мишка явно Ваське симпатизирует. Подходили они друг другу просто один в один. Парень он был просто огромный. Мало, что высокий, где-то под два метра, так еще и крупный сам по себе, мускулистый такой. А по характеру медведь-увалень. Да и фамилия у него Потапов. Так Потапычем в школе и кликали. Вот он за Василисой и стал ходить, как привязанный. Сережка, дружок его, вроде мне компанию составлял. Он на фоне Миши тростинкой казался. Бамбуком пустотелым, потому как был такой же пустой и звонкий. Не нравился он мне, но ради Васьки ходила я с ним под ручку. Но большего не позволяла. Послала пару раз и четко объяснила его положение и обязанности. Впрочем, "под ручку" это я сильно сказала. Если учесть, что они с Мишкой одного роста, то я Сереге была чуть выше пояса. Вот и представьте видок. Пузырь, Соломинка и Лапоть с Колобком на прогулке. Обхохотаться можно было, глядя со стороны на нашу дружную группку. Не знаю уж, сколько бы мы так вместе ходили, да только случай помог разобраться, кто есть кому кто.
Шли мы с Васькой однажды из магазина. Дело летом было. А у нас во дворе вишня росла: ягоды кислющие, а листва густая. И от дорожки, что к подъезду ведет, загораживала плотно. Слышим мы голоса кавалеров наших из тех вишневых зарослей.
- Не, ты Потапыч, скажи, за сколько дней твою прынцессу на машине объехать можно?
- Да, ладно тебе Миху доставать, - это уже кто-третий говорит и ржет. - Ты сам-то с Колобком любовь крутишь.
- А что Колобок? Очень даже удобно. Жаль только голова у нее не квадратная.
- Это еще зачем? - удивление неподдельное такое.
- А чтоб кружку с пивом поставить можно было.
Как они заржали, я думала листва с вишни до осени облетит. А Васька побелела вся и пятится.
- Э, - говорю. - Ты куда это? А ну пошли... Сейчас узнаем, кто кому кружку на голову поставит.
Чтоб через кусты не ломиться, мы все это обошли. Что-то тихо там стало, только сопит кто-то. А когда вышли к компании, то увидели картину маслом: Мишка держит Серегу за грудки и норовит свалить его на землю. Серега покраснел, слова сказать не может, а еще два парня обалдело на них смотрят и даже не вмешиваются.
Васька Мишку оттащила. Серега все-таки свалился и смотрел на нас вытаращенными глазами.
- Пошли, девчонки, - сказал Потапыч, - нечего тут с этой мразью разговаривать.
Подхватил нас и утащил с собой.
А через полгода они поженились.
Я тоже не долго в девках засиделась. Через год после Васьки и Мишей вышла замуж. За Леньку Варламова. Оказывается, он никуда все это время не девался. Так и ходил где-то рядом со мной, а я его, версту коломенскую, не замечала. А родили мы с Васькой почти одновременно. Теперь вот с колясками гуляем.
2008 год