Гастролирует небо по Волге-реке,
И галдёж воробьиный стоит на звонке
У сержанта разведки Апреля.
Он вернулся сюда из далёкой страны,
Где повадки у птиц перелётных странны,
Где по месяцу длится неделя.
А теперь воробьи, по которым скучал
И которых с утра на работе встречал,
Вместе с небом ликуют над Волгой.
И запутана времени белая нить,
И Апрель не умеет никак объяснить,
Но уверен, что жизнь будет долгой.
У него в рюкзаке океанская соль,
Что купил он вчера у татарки босой
На одном астраханском причале.
Там печальные волны, как водные львы,
Безмятежно гуляя у самой травы,
В деревянную лодку стучали.
Он кладёт океанскую соль на ладонь,
Соль тотчас превращается в синий огонь,
Он садится в дощатую лодку.
И плывёт по реке, чтобы небо над ним
Понимало огонь, как шифровку своим,
Но сержанту Апрелю неловко.
Не вини меня, Волга, за столько-то дней,
Что провёл я в стране, где стократ холодней.
Что поделать — работа такая.
Позывные молчали, закрыты штабы.
И ходил, как на привязи я у судьбы,
В одиночество писем вникая.
К ним доверия нет, потому не писал
И горели, горели мои паруса.
Выл я ночью оставленным волком.
Но скажи мне: в краях, где метель намела,
Это ты всю тоску от меня отвела?
Ничего не ответила Волга.
Только небо над ней продолжает концерт,
Чтобы Май-пианист появился в конце
И сыграл воробьиное солнце.
И Апрель понимает, что в небо плывёт,
Что как только вода превратится в полёт,
В этом месте он снова проснётся