«И, ведь, вырос, гляди-ка, вырос. Как и смог из такой-то тьмы.
Сколько душной гордыни кислой, сколько гонора было, спеси;
День за днём приближался к сливу, превращаясь в протухший смыв,
Забывая в моменты смуты про подаренный мамой крестик.
Забывая сжимать в ладони негасимую каплю света,
На распутьях и перекрёстках обращаясь к душе своей.
И она, становясь Одилией, забывая себя Одеттой,
Зацеплялась за мрак кромешный сотней, тысячей якорей.
Но, на то и даётся жизнь, чтобы, даже упав, подняться;
Отогреть ледяную пустошь, собирая тепло с каймы, —
Бог слегка прикоснулся к сердцу, — сколько было пустого глянца...
А, ведь, вырос, гляди-ка, вырос. Как и смог из такой-то тьмы».