По мотивам ‘Азазель’
Вы кажетесь мне родным и знакомым.
А, может, вы просто с кем-то похожи
Этим чувством сладкой истомы,
И не впервые я лезу из кожи,
Чтобы вас впечатлить, я в этом уверен.
Не сказать бы уверовал, честное слово,
Давайте без возгласов, без игр, истерик,
И кольтов - я и так вашим взглядом скован.
И так, у нас снова шаг на три счёта?
Мне вам сказать нечего - это раз,
Два: говорить всё равно придётся о чём-то,
Три: Вы - самый ужасный в ладони спазм,
Заставляющий сжать курок и палить,
Ах, там предохранитель? Как бы не так.
Вы в этом деле самая важная нить,
С насмешкой на мертвенно бледных губах.
И - о богохульство! - на ваших устах
‘Вновь свидимся с вами однажды’
Не тот позывной, и обоих за то наказав,
Мне судьба вас всучила обратно, что за пассажи.
Что за фокус: не прикрывая дыру платком,
Не тратя времени на снятие шляпы,
Вернулись, дабы назвать меня дураком?
Или помните, что вам здесь всё ещё рады?
Или помните: в петлице фиалки,
Наивный румянец не сходит с щек,
Вы - смерть через повешенье во время испанки,
А я был молод, и то было мне невдомёк.
Я был глуп, Фортуна меня за это любила,
Вы были блистательны, точно демон.
Какая чудная ночь - туман, запах ила,
Я ведь в вашу честь был безбашенно смелым.
Пока скитался с неделю, с много недель,
Пока спал как собака, что видит кошмары,
Вы потирали руки: ‘он - корм для карасей’,
А вы… дыра на мантии каждой державы.
Мне вас не хватало. Да, я признаю.
Не хватало глаз: пронзительных, полупрозрачных,
Когда Лондон мерил шагами как свою конуру,
Когда играл в покер и чуть не сыграл было в ящик.
Когда прозябал на вокзалах, телеграммы принимая на веру,
Клеил усы, сдирал, переклеивал симметричней,
Вы должны были стать главным скандалом империи!
А стали первой вредной моей привычкой.