Фрау Роза Кранц говорит своей подруге Хильде Штерн:
– Мы ничего не знали, ничего не знали совсем.
Мы же только болели за процветание
нашей родины, нашей великой Германии,
когда страна в беде – ведь ты согласна со мной? –
когда страна в беде, надо быть со своей страной.
Фрау Штерн ей говорит в ответ:
– Мне до политики никакого дела нет.
Каждый должен на месте без всяких таких затей
делать свое дело, работать, растить детей.
И всё. Ну да, признаю́сь, мне однажды дали
из горы детской обуви приличные вроде сандалии,
я же не знала, и за это могу поручиться,
что это обувь из какого-то там Аушвица!
Хотя скажу тебе… впрочем, мнение только моё,
но не удивлюсь, если всё это фейк, то есть, пардон, враньё.
Да и, в конце концов, Роза, мы же с тобой не солдаты,
мы ни при чём. Не виноваты мы. Не виноваты.
Говорят, что история ничему не учит, увы,
и пути её неисповедимы и кри́вы.
Но Розенкранц и Гильденстерн мертвы,
а мы живы пока ещё. Живы. Кажется, живы.