Александр Гитович 1909-1966

Психоделика Или Три Де Поэзия
.





Александр ГИТОВИЧ (1909-1966) – русский поэт, переводчик китайской и корейской литературы


ПИРЫ В АРМЕНИИ
…………………………С. Кара-Демуру

………………….…Храбрый увидит, как течет Занги
…………………….и день встает над могилой врага.
………………………………………………..С. Вартаньян


Ни печки жар, ни шутки балагура
Нас не спасут от скуки зимних вьюг.
Деревья за окном стоят понуро,
И человеку хочется на юг,

Чтобы сказать: «Конец зиме, каюк» –
И  – да простит мне, грешному, цензура  –
Отрыть на родине Кара-Демура
Давно закопанный вина бурдюк.

– Он в Эриване ждет, –  сказал мне друг, –
И мы его, не выпустив из рук,
Допьем до дна: губа у нас не дура,

А выпьешь да оглянешься вокруг  –
И счастлив будешь убедиться вдруг,
Что это жизнь, а не литература.


***

Зима  –  она похожа на войну,
Бывает грустно без вина зимою.
И если это ставят мне в вину,
Пожалуйста  –  ее сейчас я смою

Не только откровенностью прямою,
Признаньем слабости моей к вину,
Но и самим вином. Как в старину,
Мы склонны трезвость сравнивать с тюрьмою.

Во-первых, это правда. Во-вторых  –
Не спорьте с нами: в блиндажах сырых
Мы породнились  –  брат стоит за брата.

А в Эривань поехать кто не рад?
Там, если не взойдем на Арарат,
То хоть сойдем в подвалы «Арарата».


***

Не крупные ошибки я кляну,
А мелкий день, что зря на свете прожит,
Когда бывал я у молвы в плену
И думал, что злословие поможет.

Ночь Зангезура сердце мне тревожит.
Торжественного света пелену
Раскинет Млечный Путь  –  во всю длину  –
И до рассвета не сиять не сможет.

Да будет так, как я того хочу:
И друг ударит друга по плечу,
И свет звезды пронзит стекло стакана,

И старый Грин сойдет на братский пир
И скажет нам, что изменился мир,
Что Зангезур получше Зурбагана.



***

Мне снился пир поэтов. Вся в кострах,
Вся в звездах, ночь забыла про невзгоды,
Как будто лагерь Братства и Свободы
Поэзия раскинула в горах.

И, отвергая боль, вражду и страх,
Своих певцов собрали здесь народы,
Чтобы сложить перед лицом Природы
Единый гимн  –  на братских языках.

О старый мир, слепой и безобразный!
Еще ты бьешься в ярости напрасной,
Еще дымишься в пепле и золе.

Я не пророк, наивный и упрямый,
Но я хочу, чтоб сон такой же самый
Приснился всем поэтам на земле.


***

Конечно, критик вправе нас во многом
Сурово упрекнуть, –  но если он,
К несчастью нашему, обижен богом
И с малолетства юмора лишен,

И шагу не ступал по тем дорогам,
Где воевал наш бравый батальон,
А в то же время, в домыслах силен,
Пытать задумал на допросе строгом:

Где я шутил, а где писал всерьез,
И правда ль, что, ссылаясь на мороз,
Я пьянствую, на гибель обреченный? –

Пусть спрашивает  –  бог ему судья, –
А бисера метать не буду я
Перед свиньей, хотя бы и ученой.


***

Не для того я побывал в аду,
Над ремеслом спины не разгибая,
Чтобы стихи вела на поводу
Обозная гармошка краснобая.

Нет, я опять на штурм их поведу,
И пусть судьба нам выпадет любая  –
Не буду у позорного столба я
Стоять как лжец у века на виду.

Всю жизнь мы воевали за мечту,
И бой еще не кончен. Я сочту
Убожеством не верить в призрак милый.

Он должен жизнью стать. Не трусь, не лги  –
И ты увидишь, как течет Занги
И день встает над вражеской могилой.

Февраль, 1944
Волховский фронт

В ГОРАХ

Мешок заплечный спину мне натер.
Подъем все круче. Тяжко ноют ноги.
Но я лишь там раскину свой шатер,
Где забывают старые тревоги.

И не видать конца моей дороги.
Вдали горит пастушеский костер.
Иду на огонек. Пустой простор
Молчит кругом – и не сулит подмоги.

И для чего мне помышлять о ней?
Уже я слышу, как в душе моей
Звенят слова блаженно и упруго.

Уже я радуюсь, что путь далек.
А все-таки сверну на огонек,
Где, может быть, на час найду я друга.

1944





.