Иду со связкой бусин на шнурке.
Терниста непорочная дорога.
Пожалуй, только в мятном далеке
жила я, как за пазухой у Бога.
А Бог носил, в обличиях людей,
и бабушкину шаль, и фартук мамин,
и шубу дед-мороза. Он радел
за девочку с янтарными глазами.
Вплывали сны, где всё наоборот:
улыбка кошки, голос умной рыбки.
Слетались в дом на каждый Новый год
к волшебной лампе бабочки-открытки.
Хрустальными деревьями звенел
Морозко, вьюга с них снимала стружку.
Заманчивые сказки в тишине
нашёптывали мягкие игрушки.
Потом, когда кружились три сосны,
предстали взору сумрачные краски,
угасли перламутровые сны,
умолкли феерические сказки.
Рисованный очаг не жжёт ладонь,
но фальшь людскую чувствую давно я.
Как можно бросить кожицу в огонь,
а рыбку золотую – в заливное?
— Небесный всемогущий Дед Мороз!
Я девочка большая без подарка.
Так хочется, чтоб радугу принёс,
чтоб зимним днём, как летом, стало жарко.
Пусть будет пир горой, хмельной галдёж.
Великому Магистру не помеха
ни снежный вихрь, ни звёздный колкий дождь –
не может быть, чтоб Он и не доехал.
Всё слышит самый главный Добродел,
но тех, кто жаждет чуда, в мире много.
Вглядеться бы попристальней в людей:
вдруг в чьём-то сердце я почую Бога.