Эпиграф:
«Протяну свои руки к святому огню,
свою голову тихо к огню наклоню,
а слеза упадет, ты прости, слышишь, брат,
я скорблю по тебе, неизвестный солдат!»
Виктор Боков «Неизвестный солдат», 1969 г.
Они под черными крестами
закрывших небо черных птиц
легли рядами как снопами
вдоль наших западных границ.
Они, прослушав Левитана,
из жизни мирных ароматов
со страстью Стеньки-атамана
пошли на штурм военкоматов.
Они в молочной кипени садов
с последним вальсом, с аттестатом
грозою стали для врагов
в шинели русского солдата.
Они станки остановили,
поклон отдали свежей борозде,
они на подвиги готовы были
в Одессе, Ржеве, Руссе и везде.
Они в поспешном поцелуе
детей, невесты, мамы и жены
во имя Родины, достойной аллилуйя,
когортой стали для страны.
Они на первом- брестском рубеже
великий гансам выдали урок,
не в Брюгге, в Дьепе, в Ле-Бурже
врагу был сломан первый позвонок.
Они в рывке немой атаки,
отбросив в сторону бушлаты,
рванулись в гневе паки-паки,
привет вам, Лермонтова хваты.
Они на бруствере окопа
остались в вечности лежать,
и без родного Агитпропа
в устах застыли Сталин, Мать.
Они нашли себе могилу,
не заговоренные от смерти,
помилуй, Боже, их, помилуй
от смерча беспощадной Берты.
Они в нептуновой пучине,
в объятьях мертвой тишины,
командой всей в геройском чине
братались с ангелом войны.
Они в стремительном полете,
оставив дымно-черный шлейф,
в солнце-икаровском излете
ложились в вековечный дрейф.
Их век геройский-не беспечность,
их годы жизни юной так малы,
они кометой рвались в вечность,
взлетая в шахтные стволы.
Они на дыбе к небу возносились,
с петлей на шее, в Зоином полете,
их не убить, их не дано осилить
родившим Шиллера и Гете.
Они в беде такой большой,
от края до другого края,
последний принимали бой
в аду Синявинских болот,
под сводами Аджимушкая.
Они такие песни пели
с припевом вороненой стали,
и под московские метели
врага размашисто пластали.
Они державы покорили
притворной в сытости Европы,
они-герои чудо сотворили,
какие застолбили тропы!
Они на бисмаркском рейхстаге
штыком и маршальским кинжалом
вонзили в небо наши стяги
и нашим духом раскаленные скрижали.
Теперь так больно говорить
и прочь бежать от песни славы,
едва ли можно повторить
пути и подвиги державы.
Ушел стальной глас Левитана,
увяз в ток-шоу наш эфир,
на волнах подлого обмана
стал не востребован потир.
Мы в вожделении новаций,
поверив ложным словесам,
под клекот вражеских оваций
припали к чуждым небесам.
Мы в час пятнистого Иуды,
Мы – дети жертвенной страны
признали либероприблуды
вслед за ухмылкой сатаны.
Мы радостно в приватквартирах
ушли в курс доллара, в товарность,
в евродощечках и в кооперативах
забыли про святую солидарность.
Мы комсомольские билеты
в бреду лихой европеизации
на рынке дружно обменяли
на чек- грабеж приватизации.
Мы на волне пустой осанны
внимали рыжему деляге,
мы повелись на круассаны,
хотя и выросли в сермяге.
Мы сладость подовой краюхи
и райский дух от ситного
в трясучей робости кирюхи
проспали в стойке вытного.
Мы с нетерпением жуира,
в поклоне наноблагодати,
под оком новоконвоира
алкали европейской стати.
Мы так покорно и смиренно,
забыв какого были звания,
почти что боговдохновенно
толпой спешили на заклание.
Мы как ошурки славных лет
и отзвук рода благородного,
косясь на аусвайс- билет,
призрели всенародного.
Мы всуе предали киот,
святой для нас киот завета,
мы сберегали свой живот,
от нас потомкам нет ответа.
Мы дух геройский испустили
под одобренье шлях-племен,
Мы!, Мы! такое попустили
в забвеньи дат, молитв, имен.
Мы доползли до муркинг-песен,
предав «Священную войну»,
и пошлый мир для нас не тесен,
настрой – на филькину волну.
Мы на околице русской вселенной,
забыли про скромный и синий платочек,
и вместо мечты боевой, вожделенной
усердно жуем вмиг поникший цветочек.
Мы – дети великого древнего племени,
мы сбились с привычных широких дорог,
где звонкие гимны ушедшего времени,
грядет ли в России Спаситель-Пророк?