Колдун. Часть 2.
Остались в прошлом месяца следы.
Бежали дни песчинками меж пальцев.
От вин столы ломились и еды.
Всё во дворце для важных постояльцев.
Сверкал серебряной струей фонтан.
Спасала от жары садов прохлада.
И юной танцовщицы гибкий стан
Упруго трепетал под жарким взглядом.
Колдун корпел в тиши библиотек,
Листая пожелтевшие страницы.
Он был готов пробыть там целый век,
Раздвинув знаний темные границы.
Нас не смущали звуки похорон,
И не страшило таинство обряда.
Но звук похожий на девичий стон
Порою раздавался за оградой.
Унять не в силах любопытства власть,
Я брешь в стене искал весь день напрасно.
Во чтоб ни стало за забор попасть,
Увидеть деву захотелось страстно.
Разгоряченный разум рисовал
Ее портрет отчетливо и ясно.
И совершенного лица овал
Как солнца проблеск, среди мглы ненастной.
Змеёю черной толстая коса
По трепетной груди ползет лениво.
И по щеке хрустальная слеза
Короткий путь свершает торопливо.
Ограда, словно каменный капкан,
Давила неподъемной, тяжкой ношей.
И я придумал хитроумный план,
Пройти укрывшись под чужой одёжей.
Прикинулся сонливым целый день
И колдуну сказал от боли корчась,
Что дескать снова мучает мигрень
И сон меня покинул прошлой ночью.
«Настойка мака снимет твой недуг
Уснешь ты сном безгрешного младенца.
А если не поможет, то мой друг,
Зови меня, я чутко сплю за дверцей».
Ночь подарила чудный, сладкий сон.
Баюкала, спустившись с гор прохлада.
Слуга, отвесив до земли поклон,
Принес мне утром кисти винограда.
Лицо омыв водою из ручья,
Вкусив немного самых спелых ягод,
Я выведал у старого хрыча,
Что жизнь его полна различных тягот.
Начальник не дает ему житья.
Совсем от рук отбились нынче дети.
Скупы неблагодарные зятья.
Судьба расставила повсюду сети.
Тогда его спросил я невзначай,
Кто жалобно так плачет за забором.
Он мне налил в пиалу сладкий чай
И отвечал с наигранным укором.
«Возможно это младшая сестра
Совсем недавно пойманного вора.
Из храма он дары посмел украсть
И имя заклеймил свое позором.
За что теперь к позорному столбу
Прикованный стоит на поруганье.
Родным палач же вырежет на лбу
Кровавый знак навечно в наказанье.
«А что его сестрица, недурна»?
Звучал мой голос, будто бы мне скушно.
Не пало подозрения зерна,
Чтобы в его предательскую душу.
«Злодейка та, на зависть всем, мила.
Но, судя по всему, как брат, порочна.
С рожденья под его крылом жила,
Закончит дни внутри канавы сточной.
«Пустой теперь довольно болтовни.
Достаточно тебя старик послушал.
Однообразные проходят дни
Похожие на пыль на старом плюше.
За то, что ты меня сейчас развлёк,
Позволь тебя попотчевать немного.
Не откажи вина отпить глоток,
Таких не пил ты, ведь оно от Бога.
Старик отведал терпкое вино,
Не распознав снотворную микстуру.
Стал бледным через миг, как полотно
И замер неподвижною скульптурой.
Не тратя время, я накинул плащ,
Лицо надежно скрыв под капюшоном.
И дерзкой выходки своей страшась,
Я шел к воротам с видом отрешенным.
Стучало сердце, словно барабан,
Когда прошел я мимо сонных стражей.
Казалось, что раскроется обман
И в подземелье буду я посажен.
Но дух удачи следовал со мной.
Оставив позади себя охрану,
Я путь направил к месту за стеной,
Где плач звучал таинственный и странный.
Передо мной открылся целый град
Из хижин и домов рабов и дворни.
Не вызвал удивленья мой наряд
И стало на душе чуть-чуть спокойней.
Бродил уже не первый час кругом,
Сомненье зародилось и тревога.
Внимание привлек старинный дом,
Там дева отдыхала у порога.
Из шелка разноцветного платок
Скрывал от любопытных взоров косы.
Она была свежа, как лепесток,
Что дремлет до поры в бутоне розы.
Под тонкой тканью гибкий, легкий стан
Был полон первобытной, юной силы.
А слез в глазах искрящийся туман
Взгляд делал бесконечно милым.
Как сломанные крылья, рукава
Свисали, обнажив худые плечи.
А страх все существо ее сковал,
Лицо гримасой скорбной изувечив.
Еще поближе к дому подойдя,
Я руку положил на дверь калитки.
«Прошу простить назойливость, дитя»
Сказал я, сбросив капюшон накидки.
«Услышать мне пришлось рассказ,
Что отозвался в сердце болью острой.
Пускай меня ты видишь в первый раз,
Доверься мне, хоть это и не просто.
Подумать ты вольна в ничтожность слов,
Но я готов спасти от казни брата.
По силам мне открыть в тюрьме засов.
Минует род твой тяжкая расплата.»
От удивленья широко глаза
Ее открылись. Взгляд был чист и робок.
И высохла последняя слеза,
Скатившись вниз на нежный подбородок.
«Но кто же вы? Скажите наконец,
Чье в храме буду славить нынче имя?
Мой брат не вор! Во двор пустой ларец
Подброшен ночью был людьми лихими».
«Без имени, прекрасное дитя!
До срока пусть оно побудет тайной.
Но времени какое-то спустя
Узнаешь. От меня или случайно.
А на прощанье ты мне подари
Бесценный дар-всего одну улыбку.
Я буду счастлив больше, чем цари.
Лелея ее в памяти, как в зыбке .»
В ответ, она как будто расцвела,
Под солнце подставляя лик пригожий.
И искорки душевного тепла
Волной прошлись по бархатистой коже.
Пришел прощанья ненавистный час.
Пожатье рук и поцелуй невинный.
И блеска не тая счастливых глаз,
Сказала, что зовут ее Раминой.
Шагая быстрым шагом во дворец,
Я имя повторял вместо молитвы.
И звонкое биенье двух сердец
Нас оглушало, словно гром пред битвой.
А час спустя, услышав зов слуги
Колдун в мою пожаловал обитель.
«Неужто завелись в дворце враги,
В чем спешка, драгоценный мой спаситель?»
«Ты обещал, что мой любой каприз
Исполнишь вмиг без тени промедленья?
Что боги мне послали лучший приз,
Когда тебя я спас из заточенья?
Пока все это были лишь слова.
На деле прояви свое старанье.
Людская до меня дошла молва,
Вершат несправедливо наказанье.
Лихих людей брехливый оговор
Причиной может стать жестокой кары.
Прекрасная семья несет позор.
Будь добр, колдун, и пресеки расправу.
Какое тебе дело стало принц
До челяди ничтожной и убогой?
Пусть пред тобой они склонятся ниц,
Метя своей одеждою дорогу.
Почти настал священной битвы срок.
Возможно даже до конца недели.
Тебя минует незавидный рок.
С принцессой будешь нежиться в постели.
Не забывай, бессовестный колдун,
Что должен ты терпеть мои приказы.
Неужто врал ты мне, безбожный лгун?
Впредь, выполняй мои желанья сразу!
Чтож, повинуюсь, добрый господин»
А черный глаз меж тем налился злобой.
И прошептал: «Поганый сукин сын
Конец твой близок и твоей зазнобы».
Накрыла город покрывалом ночь.
Затихли возгласы гулянки поздней.
Луна взошла- рачительная дочь,
Вбивая звезд серебряные гвозди.
Вот над стеною промелькнула тень
И растворилась в темно-синем мраке.
Охранник опустившись на ступень,
Прислушался. Залаяли собаки.
И снова опустилась тишина,
Спать всем приказ от мала, до велика.
Волшебным сном окутана страна
Внизу не слышно ни возни, ни крика.
Лишь волосы прохладный ветерок
Хватал за пряди ледяной ладонью.
Сей юный озорник, пожалуй, смог
Меня увлечь горячкою погони.
Я глянул вниз, песнь темноты внемля.
Страх и восторг в груди сцепились крепко.
Чернела далеко внизу земля.
Дворец казался опустевшей клеткой.
Ковер, скользя по воздуха волнам,
Поднялся в облака воздушным змеем.
Внизу костры горели тут и там.
Угадывались скверы и аллеи.
Посредь ковра, нахохлившись колдун
Сидел, пронзая тьму совиным глазом.
Казалось, ход светил, движенье лун
Его подвластны мрачному указу.
Он вежлив после стычки был и тих.
Но было то затишье перед бурей.
Вот и сейчас бубнил какой-то стих
На старом языке, бровь грозно хмуря.
Внезапно за горой ударил гром.
И молния сверкнула лучезарно.
На миг светло все сделалось кругом,
Овал узрел я площади базарной.
Неслышно опустившись на песок.
Прошли мы с колдуном до места казни.
Муж у столба был строен и высок.
Лишь стон из горла вырвался бессвязный.
Сталь у цепей распалась в серый прах,
Едва колдун поднес к запорам руки.
И полоснул меня по сердцу страх,
Я темной видел торжество науки.
Страдальца отнесли мы на ковер.
Он пригубил целебного отвара.
А ветер с ледяных отрогов гор
С собой унес остатки его жара.
Забылся он спокойным, сладким сном.
Лишь грудь его тревожно трепетала.
Укрыло нас невидимым зонтом,
Колдун смотрел вглубь горного кристалла.
Через леса, аж до степных границ.
Туда, где пахнет ковылем и мятой.
Табун несется где из кобылиц,
Средь них на тонких ножках жеребята.
Вот там оставили мы беглеца
А также меч, кафтан, кашель со златом.
Под утро долетели до дворца
Уставшие мы на ковре крылатом.
А чтобы скрыть от всех ночной побег
И не навлечь несчастье на Рамину.
Колдун ей подарил свой оберег,
Который сделать мог ее незримой.
«Я выполнил безропотно приказ.
Поведай мне, зачем тебе Рамина?
Я слышал, что влюбленные подчас
Безумства совершают беспричинно.
Она, как дикий, полевой цветок
Растет в пыли проторенной дороги.
Какою магией он взор привлек,
Раскрыть секрет не смогут даже Боги.
«Спасибо за вмешательство, колдун.
Секрет же прост, не всем по сердцу розы.
Неведомый души коснется струн,
И очарует звук сладкоголосый.
И этот незатейливый цветок
Вдруг станет красивее всех на свете.
Она, как вздох, как в засуху глоток,
Наполнивший мой парус свежий ветер.
Не греют душу сказки про принцесс.
Хочу я жизнь связать свою с Раминой.
Она загадочна, как тропка в темный лес,
Но лучше, одиночества пустыни.
Колдун вздохнул: «Ну что же выбор твой
Меня поверг в большое удивленье.
Не торопись, мой друг, совет простой.
Не будет тогда в жизни сожаленья.
Заняв свой трон, познаешь сотни дев.
Потомки скажут: «Времена, о нравы».
Не просит разрешенья гордый лев,
Ему здесь все принадлежит по праву.
Но вижу я в твоих глазах огонь.
Не буду спорить, это бесполезно.
Когда свободы жаждет дикий конь
Ломает он ограды из железа.
Пускай Рамина бедное дитя,
Не видела жилья просторней клети.
Пусть гордость за супруга обретя,
Она счастливей будет всех на свете.
Нас завтра посетит верховный жрец.
Давно мы ждали этого расклада.
Величественно скажет наконец,
Что час пришел сразить посланца ада.
Наденешь латы, примешь грозный вид
И для Рамины станешь безупречным.
Любимый в битве страшной победит
И сердце покорит ее навечно.
Звучали очень искренне слова.
Скрывал поклон коварную улыбку.
Поверив во всесилье колдовства,
Я совершил фатальную ошибку.
«Ну хорошо, послушаю тебя.
Не устрашит меня с отродьем драка.
О подвиге герольды раструбят,
О нем пусть знает каждая собака.
Гордыни многие вкушали вкус.
И не был я, конечно, исключеньем.
Разбередил мечты мои искус.
Казалась битва легким приключеньем.
Разгоряченный вышел на балкон.
Вдали пылала алая зарница.
Налился черной краской небосклон.
Жизнь пролистнула новую страницу.