Когнитивный диссонанс в философии или все мы умрем

Марина Артюх
Всё мы умрём... Но многие из нас умрут множество раз, а некоторые, к сожалению, умереть так и не смогут. Так сказать может только философ, который понимает, о чем он "шутит".


Что мы видим? Что эти множества Вселенных загораются и тухнут, что тщедушные предметы рассыпаются, что природа производит живые организмы не десятками, не сотнями, и даже не тысячами, а миллионами и миллиардами, поскольку они и исчезают с лица земли миллионами и миллиардами. Мы видим, что ставя себя в этот ряд, мы приходим к ужасу, к тому самому паскалевскому ужасу бесконечного - кем может быть моё Я в этом безмерном бесконечном ряду? - пылинкой, соринкой, атомом, нет, скорее только виртуальной частицей незначительного возмущения абсолютно безразличной бездны.
Нам кажется, что мы говорим о полной бесконечности и о полной конечности в сравнении с ней. Но всё это оказывается лишь играми разума  его блужданиями и заблуждениями, потому что нет здесь ещё ни конечности, ни бесконечности в их обоюдном взаимном согласии. В том-то и дело, что полная бесконечность это исполненная бесконечность, а такая бесконечность, которая на нас наваливается, в принципе не может быть исполнена, у неё нет конца. Она - чудовищное порождение представления о самой себе, но не она сама.

Я хочу сказать, что ни такая конечность, ни такая бесконечность никогда не расскажут нам правду о себе и о нас самих. Известно, что Хайдеггер призывал не отворачиваться от смерти, это ли он имел ввиду? -  имел ли он ввиду фразу типа "всё мы умрём"? Фраза типа " всё мы умрём" это "вот это" объективное знание о конечности всего и вся, чем оно поможет человеку? Оно обременит его, сделает тяжелее зверя, сведёт с ума, но не освободит. Это о таком "знании" Спиноза писал, что он меньше всего думает о смерти, и считает верным думать не о смерти,  а о жизни. Но Спиноза не противоречит Хайдеггеру, это осознанное представление о конечности не есть сама конечность, оно более маскирует подлинную природу конечности и смерти, чем открывает её. Так думать о смерти не надо. Так думать о смерти нам приходится в связи с тем, что мы имеем дело с мёртвыми вещами. То есть, если короче, так думает мёртвый о мёртвом. А всякий живой, как Спиноза, кричит - это не про меня. Да и бесконечность, развязанная внутри нас, в которой мы плаваем - не принимает такой конечности ( я уже писала - они не встречаются), настолько не принимает, что каждый сокрушаясь и вздыхая " всё мы умрём", внутренне живёт так, что это конечно же " не про меня".

Наша внутренняя бесконечность ничего не желает знать о "всё мы умрём", и так выходит, что мы целиком помещаемся где-то в этом промежутке, где-то в этом разрыве: между " никогда не с нами"  и "все мы несомненно", словно разодранная на части материя. Человека убивает этот чудовищный разброс. От такого конечного до такого бесконечного очень очень далеко, да, настолько бесконечно далеко, что даже не проходимо. А стоит ли проходить то, что непроходимо? И обратной дороги мы в таком случае тоже не знаем - какое дело может быть такому бесконечному до его любой ничтожной конечности? Это вопрос: а зачем Бог, совершенное существо сотворил человека, несовершенное существо, и как? Но этот же вопрос может перекочевать с религиозной почвы на научную.

Выход есть и он даже порой очевиден. Выход - когда конечное и бесконечное  встречаются. Очевидность этого выхода это красота. Красота это пройденная бесконечность. Сравните её с той бесконечностью, о которой мы говорили  - с непроходимой бесконечностью. Красота дарит мне целиком пройденную бесконечность, это невозможно, это что-то из разряда невозможного,  но оно случается. Уже пройденная бесконечность и никогда не проходимая  - не сравнимы, они совершенно несоразмерны, как сказал бы Хайдеггер, это песни не из одной оперы. Красота это достигшая своего внутреннего предела бесконечность. Только достигшее своего внутреннего предела может быть очевидным, остальное, увы, извините, не очевидно. Даже дурак не может быть очевидным  пока он не подошёл к краю своей "долбанутости".

Итак, наша конечность и наш предел всё ещё ожидают нас, а не вручены нам с детства по рождению. Они не являются объективно познаваемым концом "всех" по подобию мёртвой вещи. Внутренний предел всегда живой, хоть он и граница, и предел, и смерть следовательно, всё в одном лице. Обратится к смерти по Хайдеггеру означает пойти на встречу конечного и бесконечного, а не сдаться на милость осознанию своей смерти извне.