Пчела на лобовом стекле держалась крепко.
Усы дрожали. По пути слетела кепка.
Поймать пыталась на лету, но неудачно.
Почти до ягодных полей ругалась смачно.
Вдали от улья и без царского надзора
вот ни стыда она не знала, ни позора.
Совсем свободная, без кепки и без ксивы...
Я тормознула и пчела ушла красиво.
***
пойдём в леса найдем дрова и много ягод
сквозь буерак морганье сов шуршанье гадов
по заболоченным следам тиранозавра
мы доберёмся до обещанного завтра
и в этом завтра будто lager золотистом
мы станем певчих птиц будить протяжным свистом
руками липкими от ягоды-малины
лениво за ухом чесать котов звериных
под их курлыки и мурчанье и рычанье
мы разведем большой костёр заварим чая
плеснем по кружкам кипяток и щедро водки
и будут в спину улыбаться нежно
волки.
***
На паутине золотой
висел в прохладе предвечерней
паук, поникнув головой
и ножкой левою передней.
Согласен с осенью и сном,
переходящим в вечный сумрак,
где неизбывно длинный боммм
зловещ в ночи, как Има Сумак,
поющая про джунглей гниль,
змеиный пссс и жабий уэккки.
А пауку покой так мил
и так желанен сон навеки.
Наш друг почти уже не жив,
почти не жив уже, но все же -
в последнем пароксизме яд
со жвал течет по серой коже.
С небес сорвался мощный шквал
и шишки рвал с верхушек сосен.
Рвал и метал, метал и рвал -
особенно, когда читал
про паучков и, блять,
про осень.