Ты вышел во двор,
заставленный автомобилями.
Под ор
мамаши и её малолетнего сынка.
Хлопнула дверь с надписью
"Пути твор-
чества",
посыпалась вниз штукатурки рыхлая щека.
Через пару шагов ты свернул налево,
к детской площадке где растут баскетбольное кольцо и ракеты муляж.
Там в полуобмороке тужилась дрожащая тень той-терьера, одновременно чихая, взвизгивая и скуля.
Вот он закончил малую форму скульптуры на мокром асфальте а ля Майкл Бейтц
и, срыгнув в песочницу оболоч-
ку от полукопчёной колбасы,
истошно завопил, сорвался с места
метнулся прочь,
испугавшись прилетевшего с балкона окурка.
На балконе семья алкашей
отмечала вторник –
играли в карты,
жарили шашлык, коптили рыбу;
женский визгливый голос вопрошал: " Толик,
сука, где моя серая сумка и сигареты? ".
Звучала неприхотливая музыка, из окна занавески терзало ветром .
На углу стая толстых детишек
играла в росгвардию увлечённо.
Они кинули кошку в лужу,
тыкали в неё палкой и дружно смеялись матом.
Подкрадывалось лето двадцать первого.
Перед тобой возник какой-то мужчина,
густо смердящий перегаром и табаком.
Ты задержал дыхание как на подводной лодке,
натянул повыше ненавистную маску, серую от ежедневной носки,
перешагнул через пакет с мусором, кем-то оставленный на тротуаре,
и упрямо двинулся навстречу Пятёрочке.
Сквозь голые тополя щурилось болезненное солнце.
Город готовился к праздникам,
массово закупал алкоголь.
С приходом весны проглянули ямы, колодцы
Равномерно пополнялись закорма налоговой,
планово забивались тюрьмы и СИЗО.
И этот город,
Словно аквариум,
Набитый живыми и скользкими рыбами
С бессмысленными пустыми глазами
Без памяти, без интеллекта, без принципов
Был одним из сотен подобных миров,
Не допускающих иного развития,
Не допускающий иного положения атомов,
Не допускающий чаек к пристани.
Путь до Пятёрочки занял пять минут,
но этого хватило, чтобы, вернувшись,
нацарапать по снежному форзацу Данте:
“Ты вышел во двор...”