Не воздух вдыхаешь, а мутную влажную взвесь
февральского мрака, тумана, кирпичную сырость.
Весь город уже зарифмован эпитетом "сирость",
хрустит под ногами гремуче-песчаная смесь.
Над Земством — гряда из чернильно-седых облаков,
на мокрых верёвках развешанных в пасмурном небе.
Оно — это небо — как будто бы из ширпотреба
промеж каланчи и исписанных кем-то листков
районной газеты. Последний её рифмоплёт
тихонько почил, протянув рукава к горизонту.
Он мраморным оком моргает на членов бомонда,
которые ходят к нему по привычке раз в год...
Весна — за горами... Мне кажется — вечен февраль,
закутавший площадь в суровую серую клетку.
Он плачется городу долгой капелью в жилетку.
Пусть знает — его никому здесь не жаль!
Не жаль февраля ни уже прилетевшим грачам,
что чёрными пешками ходят под нашим балконом,
ни мне, проводившему зиму вином и беконом,
ни рвущимся сквозь все завесы весенним лучам!