Луна зашла за тёмный ельник,
И ночь на землю низошла.
Та ночь — рождественский сочельник,
Гаданий ночь и колдовства.
Четыре красных русских девы
Пришли гостить к одной из них,
И древнерусского напева
Возник шум в доме и затих.
Какой коварный грех — гаданье
Для православных нас, людей.
Ведь по библейскому преданью
Всяк нечестивый чародей.
Начать подумали с простого:
У Пушкина спросить ответа
Какая и какого лета
Пойдёт за мужа и какого.
В порыве страсти к темным силам
Взялись за стопы пыльных книг.
Вопрос прошёлся по чернилам,
Донёсся с крыш вороний крик.
Открыла книгу. Первой строчкой:
«Поэт погиб… но уж его..».
Видать, быть вечно одиночкой.
Нет, не понятно ничего!
«Насколько буду я счастливой?».
Царевны мертвой — тишина.
Как будто на вопрос смешливый
Не хочет молвить сатана.
Нет, книги не дают разгадки!
Они решили не будить
Поэтов сонм от дрёмы сладкой,
Вопросами не изводить.
Воздвигли вдоль стены обрядный
Двойной зеркальный коридор,
И стал сквозь сумрак непроглядный
Искать кого-то женский взор.
Оно безмолвствует безбожно —
Не видно молодца лица.
А в сени кто-то осторожно
Проходит по доскам крыльца.
Сквозняк продул и пробежался
Озяблой дрожью по спине,
За дверью тяжкий вздох раздался
В ночной гнетущей тишине.
Все замолчали, даже сердце
Как будто замерло груди.
Погасли свечи, и под дверцей
Шаги стучали впереди.
Пытаясь превозмочь мандраж,
Та, кой ответ от книги пал,
Беззвучно пела «Отче наш»,
Смотря назад сквозь глубь зеркал.
Они, напуганы сполна,
Боялись даже шелохнуться,
Надеясь словно ото сна
Кошмарного скорей проснуться.
Барьер защитный замыкая,
Взялись за руки вчетвером.
Мгновенье. Душу раздирая,
Пронёсся крик над всем селом.
На утро даже не кричали
В селе на зорьке петухи.
Три мертвых тела отыскали
На старом поле пастухи.
С тех пор минуло десять лет.
И каждый год, как канут Святки,
Плывёт прозрачный силуэт
Над темной речкой без оглядки.