К вечерне колокол ожИл
и из станичной дали кровной
манил малиновым раскатом,
звеня, как шашкой уставной.
Овсюг колосьями шуршал
у старой сгорбленной часовни,
что навевала у проезжих
тоску щемящую порой.
Туман запенился в степИ,
в ярах клубился, кучерявил.
Лизал подножия курганов
своим холодным языком.
А те, молочную прохладу
вкусив со смаком, вечеряли
и благодать лилась Христова
в донской сторонке казаков.
Могильный холмик под ветлой
зарос сурепкой и медвянкой,
густел и тёк полынный запах,
чуть отдавая чабрецом.
А за прогоном у реки
закат из туч кровавой ранкой
сочился в Дон и на поверку
вели чирки малЫх птенцов.
Камыш под ветром шелестел,
гордясь опушкой соболиной.
С восьмисаженной голой кручи
дед, съехав, время не терял -
наосклизь бросив хитрый взгляд,
он тихо выгреб на стремнину
и с дюжей силой молодецкой
погнал баркас на вентерЯ.
"Спаси Христос, возьмём ясырь,
да так, что бабы будут охать!..
Наелись, черти, до отвала?", -
кутец рукою потянул.
"Однако ж, чую, доведёт
полапать красную рыбёху!"
И энтой думкою покрытый,
дед хмыкнул прямо в седину...
Изображение взято из интернета