Несипбек Айтулы

К А Н Ы Ш

(перевод Масгута Нурмагамбетова)

    

«Мой народ намного выше меня!..»
К.Сатпаев.

I

Баянтау – Баянаул – Баянаула,
Ты издревле заслужила славу дня.
Преклоняю я колени пред тобой,
Не пришел я как турист в твои края.

Душу тронут, если чувствами сплелись
Все святыни и народа, и земли.
Обращаюсь я к тебе, Бухар жырау,
Мою лиру, чудотворец, поддержи.

Гордых соколов, тулпаров это край,
И я тоже полетел бы в синий рай.
Воспою я жизнь славного Каныш,
Вместо грусти, ты уж радость выбирай!

Мы не ценим время, как плохой делец,
Ведь, легенда истины всегда венец.
Лабиринты  родословной воссоздав,
Нам оставил на века Маш;ур мудрец.

О, бывалый чудотворец, мой Бухар,
Твой порог был для народа как причал.
Уступи мне небольшую долю слов,
Ведь, желанием своим то я признал.

Я смотрю, как дни бегут куда-то вдаль,
В миражах те, кто народ свой возглавлял.
Освятив твой дух молитвою, Каныш,
Может быть не раз могилу посещал,

Может быть с горой Далба беседу вел,
И лучи твои ласкали грудь его.
Был бы выбор в табуне лихих тулпар,
Если б ты не пожелал народу то?!

В день погожий нас в Баян сопроводил,
Алтынбек, известного всем Нуха сын.
Познаются родичи в таких делах,
Силен сильный, так как он неутомим.
I I

Нет следов прошедших дней, лишь, пустота.
«Здесь Каныш рожден!» - стоит знак у холма.
Где лениво дует свежий ветерок,
Грациозно земля дышит после сна.

И скорчившись, бурый холм лежит ничком,
Лишь он знает обо всем, и лично он...
Не раскроет он секрета никому,
Пусть хоть треснет тут земля, не бить челом.

И следят за солнцем  звезды и луна,
Протекает по ложбиночке вода.
И она, лишь, очевидица одна
Той эпохи, что бесследно уплыла.

Не похож ли жизни круг морской волне?
Имантай поднял свой флаг тут на холме.
К дому первенца Сатпая в те года,
Направляли многие своих коней.

От степи казах не срежет свой пупок,
Указал нам тут дорогу пастушок.
С колыбели плачь ребеночка-Каныш,
Тихий ветер мне доносит до ушко.

Будто бы давно уже в плену тоски,
Шепчутся овраги, балки здесь в тиши.
И кочевников видны следы дорог,
Будто бы сегодня здесь они прошли.
 
Эту ярмарку эпохи завершив,
Нас обманчиво покинет эта жизнь.
Караваном, где бредет верблюжий ряд,
Пред глазами проплывает древний мир.

Призывая свет Создателя с небес,
На холме том праздник шел везде окрест.
Это место, где стоял дом Имантай,
С давних пор здесь сиротеет в думах весь.

Видел многое в истории тот хребет,
Это взгорье помнит тех тулпаров след.
И у дома Имантая принимал
Стариков благословение тот хребет.

А зимовье древнее хранит секрет,
И забвению прошлого прощения нет.
Мать Алима здесь качала колыбель,
Где Каныш младенцем видел белый свет.

Я виновен, если слов вдруг не найду, 
И не дай Бог, чувства лик сей отвернуть!
Забавляя внука нежно песнями,
Говорят, что дед Сатпай сидел вот тут.

Счастье входит в дом всегда через порог,
Сатпай кажы* был порою и суров.
А зимовки места тут неясный след,
Еле виден недалече от дорог.

кажы* - мусульманин, совершивший паломничество
в Мекку

Средний Жуз его поддерживал во всем,
И гремела его слава далеко.
А в аулах, где встречали с почестью,
Даже псы свободно лаяли его.

Человеком был степенным, не спешил,
Как гражданин совестью он дорожил.
В жарких спорах, совещаниях всегда,
Решающим Сатпай бия* голос был.

би* - судья

С сильными и богачами спор держал,
Но ученых, мудрецов он уважал.
И на склонах Сарыарки уверенно,
Широко он беззастенчиво шагал.

Радость жизни он достаточно вкусил,
Дал ему Бог все, что он его просил.
Лучший люд Сатпаю с дальних рубежей,
Уважение и приветствие приносил.

Легендарный воин – поэзии херувим,
Был однажды тут в гостях Сегизсери.
У Сатпая жена сына родила,
Ветром счастья освежались эти дни.

Тут устроил большой праздник наш Сатпай,
И не знал тут дастархан обилия край.
Со словами: «Бог привел тебя, Сери!» -
Попросил, чтоб первенцу он имя дал.

Шла эпоха, не свернет она с пути,
И с тех пор прошли смыкаясь годы, дни.
Дав младенцу имя светлое «Имантай»,
Песнями благословил Сегизсери.

И, почуяв, что подходит жизни край,
Совершил тогда паломничество Сатпай.
Он там умер, а Каныш трехлетний был,
Каждому надежда шлет дорогу в рай.

Свою совесть как святыню берегла,
И за это уважал дед Алима.
Была светлой, с молитвой на устах,
Чистая и безупречная сноха. .

Той истины я не хочу сойти с пути,
У Имантая были в жизни две жены.
Жили в дружбе, в уважении всегда,
Они были всем традициям верны.

Вера – твердь, а у судьбы терпение есть,
Куцым был у большинства закатный век.
Как родную уважала Алиму,
Старшая жена Нурым из знатных мест.

Обернешься если к вечным миражам,
Отзовется прошлой памятью всегда.
Будто волны опрокинутой реки,
У Алимы была  другая  тут судьба.

Алима была снохою Мустафы,
Шорман бия знатного он сыном был.
Но короткой радости блестящий свет,
Черный траур ночью черною покрыл.

Вспыхнула и вмиг потухла та свеча,
Не жалело смертного зло никогда.
Пробыла недолгий срок она снохой,
Умер муж, осталась в горести вдова.

И тянулся дней печальных караван,
Год сидела молодая та сноха.
Как невесту снова замуж выдали,
Так решил и пожелал сам Мустафа.
 
Матерей Каныша вспомнишь ты когда,
Слезы грусти навернутся на глаза.
Имантая осчастливила порог,
Прибывшая в дом невестой Алима.

Бедная, покинув рано этот свет,
У народа боль оставила как след.
И зрачком своим считала младшего,
Нежила его она всего пять лет.

Когда правит всем могущественный Алла,
Устоит ли перед ним кто, и когда?
Умоляюще смотрела на детей:
Ее тяжкая болезнь унесла.

Лишь один Бог может правым так считать,
И мечту усопшим, уж, нельзя догнать.
Пятилетний Каныш плакал словно тот
Жеребенок, потерявший свою мать.

Жизни падал караван с вершин холма,
Обмелело и течение родника.
Вместе плакали с Канышом дети те,
Брат младенец, вместе с ним его сестра.

Есть понятие у судьбы буранной злой?
Ее стужу понимает лишь живой.
Взяв трех сирот под опеку мать Нурым,
От невзгод она закрыла их собой.

Жизни круг поправила Нурым апа,
Вновь смеяться научился сирота.
И до смерти все заботясь о Каныш,
Мать Нурым из мира бренного ушла.

В стороне темнеет кладбище-изгой,
Имена хранит тех, кто обрел покой.
И глотало время жадно всех подряд,
Есть ли меры против алчности такой?

И веков загадки выдадут секрет,
Ни у кого забыть историю права нет.
Прочитали мы молитвы у могил
Всех покинувших когда-то белый свет.

На надгробиях написаны имена,
Где указаны дни, месяцы, года
Духи предков под охраною у них,
Миссии другой им больше не нужна.

III

И в овраге тут поникла горя тень,
А надежда расцветает каждый день.
На дорогу жизни с верою большой,
Каныш юный выехал на стригунке.

Изучая горизонт у миража,
Каныш юный подгоняет стригунка.
Не поймет он суматошной жизни бег,
Что поранит даже сердце мудреца.

Кто достанет свое счастье без труда,
Есть ли совесть у бездельника сынка?
Это время, когда умер и Сатпай,
Оседлал би Имантай коня тогда.

И старательного Бог увидит сам,
Цель достигнет, кто с вершин не сводит глаз.
Встретила Каныша школа на селе,
Что открыл там сын Шормана Садуакас.
 
Если душу мыслей свет не озарит,
Как себе ты знание можешь подарить?
За шесть сопок ездил он на стригунке,
Владел ручкой, изучал и алфавит.

Поддержал Создатель сам тут малыша,
И ждала его хорошая судьба.
Цепкой памяти, уму ученика,
Все наставники дивились без конца.

Дорога знания начиналась вот тогда,
И в грядущее наука привела.
Детство, что провел на холке стригунка,
Как же быстро пролетело без следа!

Раскрывающий секрет далеких дней
След ученого все ближе и видней.
Старой тянется дороги колея,
Шел Каныш за знанием каждый раз по ней.

По дорогам этим шли Абай, Шокан,
Не легко дается путь к своим мечтам.
Властный взгляд бросала грозная судьба,
На орлов, летящих выше к небесам.

IV

Знатным был Муса Шорман среди людей,
Его слава в дрожь бросала и коней.
И как хана почитали все его,
Средь казахов лучший он из  сыновей.

Стать его сверкает будто серебро,
Все желания Бог исполнил уж давно.
Был он мудрым, и решал все наперед,
Вороватый волчий нрав не для него.

Избран старшим он султаном всей степи,
Подчинялся регион большой земли.
Властные помещики и богачи
Бегали как перепелки перед ним.

Титул, звание получил он от царя,
Он без почести не пробыл и ни дня
Ко врагам был беспощадным, другу добр,
В ножнах чести было лезвие меча.

Что ж не видит смертный в этой суете,
В суматошной этой жизни колесе.
И, добившись благосклонности царя,
Тайной нитью был он связан с Хан Кене.

Без оглядки шел он прямо по пути,
Проскакал он сквозь обманчивую жизнь.
И сгорала в душе горькая мечта,
Когда думал о народе средь чужих.

Степь и холмы он из рук не выпускал,
Дома строил, курсы, школы создавал.
Его племяник Уалиханов Шокан
Человечностью своею поражал,

И элита – острой сабли лезвии свет,
Свой оставила в истории яркий след. .
Абылая хана внук Чигиз султан
Был женат на дочери Шорман – Зейнеп.

Были сватами Шорман и хан Уали,
Наступали неотчетливые дни.
Если связана свобода по рукам,
То считай, мечту удачи обошли.

Кто распутает истории дела?
Много путаниц там, сложностей полна.
И Шокана смерть загадкою своей,
В горе, скорбь, сомнения свет облачена.

Для живых на свете вечной жизни нет,
В уважении знатные находят свет.
Как эпохи зеркало Муса, Шорман,
Судьбы схожие у них - и жизнь, и смерть.

Он Шокана по особому любил.
Как таланного тулпара из былин.
Коротая ночь, сидели до утра,
Обсуждали темы разные они.

За народ он молодую жизнь отдал,
Смерть Шокана сильно он переживал.
Ставил памятник, надгробие ему,
Много писем губернатору писал.

То событие, потеряв в истории след,
Уточнялось по прошествии многих лет.
Этот камень был доставлен Имантай,
Из аула под названием Тезек.

Вспоминая благородства Муса,
Умилению предаемся мы всегда.
И опора мира может зиждиться.
В устремлениях сильных мира иногда.


Не жалели поголовия скота,
И дорогу проложили, где скала.
Да вперед тянули к свету темный люд,
След оставив поколениям навсегда.

Поражал всегда величием толпу,
С молодости он был резвым, как скакун.
И тулпара узнавая в стригунке,
Дал Жусупу статус знатности – Маш;ур.

Бог последний вздох на небо забирал,
С высоты орел срывался, умирал.
И оплакивал Мусу Маш;ур Жусуп,
Соболезнование казахам выражал.

Словно ветви плодоносной алычи,
Шли за плачущим народом в дни беды,
Потерявшие внезапно вожака,
Сильные, что выросли вокруг Мусы.

Где прошли бравада спор, дела людей,
Наш Баян богат историей своей.
Освещает темный нрав плохих умов,
Светлый образ лучших, славных сыновей.

Воспевает славу лучших дивный хор,
Поколение – предков благостный узор.
Вышедшие из Баяна знатные,
Все проходят этот нравственный отбор.

Кто же знает, от огня ли, от воды?
Тайну святости ты, родич, проследи!
Если лучших воспевать я буду здесь,
То не хватит одной утренней зари.

Ошибусь, то пусть меня народ простит,
Предки где, там кладезь мудрости блестит.
Не забудутся великих имена,
Ведь, за ними тьма народа тут стоит.

Тут кочевья возглавляли Шон, Шорман,
Проложили здесь дороги среди скал.
Те, кто пили кровь казаха, усыпив,
Не жалели даже их, о, как их жаль!

Славой духов своих предков дорожим,
Лучше чести разве есть, мой друг, скажи?
От Аная рода славного Каржас,
Ответвляются Муса, Сатпай кажы.

Не поймут наследники загадок дней,
Не подскажешь - не найдут истории дверь.
От Аная родословная потом,
Делится на Мырзагул и Жадигер.

Предавать в забвение предков нам нельзя,
Мырзагул, за ним идет мирза Муса.
Славу воина пожинал тут Жадигер,
Мырзагула он спасал от рук врага,

Кто попросит, Бог тому подарит рай,
У Жадигера сын родился Саттиай.
Чтобы имя было мило для людей,
Саттиая звали ласково Сатай.

Удивляло всех богатство на земле,
Настроение поднимал слепой Шоже.
Восхваляя, говорил что Сатай бай,
Тысяч девять лошадей держал в узде.

От Сатая тянутся Баубек, Шотик,
От Шотика Сатпай принял светлый лик.
Сатпай имя было схожим с Сатиай,
И с байгою этот праздник был велик.

Может быть я с родословной надоел,
Песней каждый вьёт родство семи колен.
Рассказать хотел о предках я Каныш,
Золотое жило вижу я на дне.

Сколь веков терпел страдании ты час,
Народ свободен, земля вольная сейчас.
Корни всех родов, племен – один Казах,
От раздоров, спор всегда храни, Бог, нас!

И познав историю древности родов.
Молодой Каныш  всех видел мудрецов.
Ж;сипбек, Машхур Жусуп, Султанмахмут,
Все ушли - плеяда лучших образцов.

Удаляются и месяцы, года,
Рвут в байге тулпары резво удила.
И святой Машхур Жусуп все оценив,
О Каныше нам оставил те слова:

 «Станет наром иноходец-стригунок,
В трудный час батыр возглавит свой народ.
Лучше Мусы иноходца не было,
Избранному руку сам Бог подает.

Лишним Бог, пусть, не считает все, что дал,
Надо, чтоб народ всех знатных узнавал.
Среди юношей сегодня чем Каныш,
Иноходца лучшего я и не знал».

Наш Каныш родился, вот, в таком кругу,
Как алмас, что срежет камень на лету.
Белолобая рожает скакуна,
Резвого и с белым пятнышком на лбу.

Старший брат казаху кажется горой,
За спиной его - братишке вечный той*.
Тот джигит, кто думает о будущем,
Берет братишку в дальний путь всегда с собой.

той* - праздник

Чуя сложность мира в радости, в беде,
Сатпаевы шли бесстрашно к той судьбе.
Прославляет Абикея дух народ, 
Что орлом учил орленка высоте.

Когда с пути сдвигали знанием и скалу,
Разве мешкал караван в буран, в пургу?
Абикея вспоминал Каныш тепло,
Говорил он: «Перед братом я в долгу!»

При поддержке брата резво он шагал,
И в Семее, в Кереку он знания брал.
С лучшими людьми знакомился в Семей,
С каждым днем он свое знание расширял.

Восхищал его алаша славный дух,
Словно чибис, защищающий страну,
Как сороки, копошащиеся в дерьме,
Торгашей продажный ряд зачем ему.

Да, Каныш талантлив был от Бога он,
Над землей, где клад богат, взмахнул крылом.
Не родив ученого, иль, вожака.
Не достигнет своей цели тот народ.

Ему примером Алихан был, и Ахмет,
То в судьбе народа гордости полет.
И настанет ли казаху светлый день,
Независимость когда он обретет...

V

Улытау мой  – ты велик, широк во всем,
Вас ласкает лето нежно жарким днем.
И стоит Сатпаев над «Алтыншокы»*.
Бренный мир стремясь постичь своим умом.

«Алтыншокы»* - досл. Золотой холм.

Ширь степную обозрев перед собой,
Он волнуясь, предается грёзе той.
И доносится ему издалека,
Плач казахов горестный «О, край родной!»

От науки горных дел авторитет,
Твердо стал он на ноги - в сознании свет.
Поняв таинства, чуя силу волшебства,
Взор смышленый смог всю землю обозреть.

Прямо здесь Каныш родился на холме,
Злых времен свистели ветры на скале.
Жизнь лукаво убегая в миражи,
Заствляла многих грызться в кутермье.

Пришлось много тут титанам воевать,
Но в конце им приходилось трон терять.
Ночевал Хромец Тимур на том Шокы*,
Когда ехал Токтамыса покорять.

Шокы* - холм.

След походов, как истории печать,
Степь решила эту тайну не скрывать.
И зияют очаги, где жгли костры,
От жары которых плавился агат.

В диких криках сабли звонкие сплелись,
Тысяч воинов на привал здесь разлеглись.
Чтоб оставить след на склонах Улытау,
Тут властитель сделал надписи свои.

Слово каждое властителя видны,
И на камень те слова насечены.
Если бы не зоркость, знание Каныш,
Разгадал бы кто истории следы?

Караван веков бредет к нам из глубин,
Тайны истории становятся видны.
Как великого похода артефакт,
В Эрмитаже этот камень в эти дни.

На кровавого похода горький след
Каныш молча взгляд бросает, в думе весь.
Синей дымкой тянется гора вдали,
Где лежат хан Токтамыс и Едиге.

Мертвому не все равно, как день летит,
Черный камень разве тут заговорит?
Тесно было двум волкам в одной степи,
Как же вместе на холме лежат они?

Старый мир давно уж выцветший дремал.
Песню он про Едиге не забывал.
Даже, если, крыльями хоть обрастет,
Кто за вечным караваном успевал?


Столь веков назад ушел сам Чингис хан,
От кулана смерть нашел и Жошы хан.
К нам рыдание легендою дошло,
В виде кюйя* Кетбугы – то музы дань.
И за гриву удержать нам не дает,
Та эпоха, с ветром споря, как кулан.

кюй* - музыкальное произведение на домбре

Забытья, хоть, неотчетливый тут свет:
Он из тюрков – родословного ответ.
И рисуют кровожадным Чингисхана,
Неизвестно кто тут  выиграл,  а кто нет.

Когда выпал из седла Алтын Орда,
Потеряли силу, был неровен час.
И исчезли все сарбазы Жошы хана,
Сивогривые, метали искры из глаз.

Но оковы облаков не стерли круг ,
Над кочевьем витает славы дух.
Хоть безжалостно остатки знати той
Проглотили годы бедствия, разрухи.

И начну я с Улытауа разговор,
Не винят меня, несущие свой вздор.
По следам пройдусь я предков дорогих,
Пусть создатель мой расширит кругозор.
 
Не достичь нам край эпохи и вершин,
Там свидетелей событий не ищи.
Сколь кочевок, караваны давних лет
Те истории перевалы там прошли.

Если я войду в легенды толщину,
То на камни уроню свою слезу.
Кетбуга, Жошы кочевья где лежат,
Земле этой в невозвратном я долгу.

Край священный, испытал ты здесь судьбу,
В дни сражении воины шли по волоску.
Отделяя группы дойных кобылиц.
Ханы ставили вокруг свою орду.

Я молился Богу, тихо тут шептал.
Образ твой, чтоб пред историей предстал.
Твое имя велико, моя гора,
Своим лучом тебя создатель обнимал!

Ты и Саков, и Сарматов приютив,
Не теряла в древности  свой лунный лик.
О, Отчизна, ты арена грозных битв,
Разве страшен злому тигру львиный рык?!

Кто имел тут родословную одну,
Чтоб не сеяли вокруг себя вражду,
Предки клятвы высекали на камнях,
И молились, освящая их судьбу.

Улытау – ты песня вечности в глазах,
Печать судьбы ты богом данная в веках.
Ты, как будто, проводившие здесь жизнь,
Караван эпох, что скрылись в миражах.
Не вмещая свои страсти в даль степей,
Сорок ханств, враждовавшие в боях.
Заставлявший горько плакать весь народ,
Ты кобыза муза грустная впотьмах.
Если трону струну скорби я веков,
То слезою обернешься ты в дождях.
На груди твоей лежит тигриный след,
Ты как день, застывший в пыльных облаках.
Словно летопись прошедших всех времен,
Ты, похожая на гору, клад в умах.
И надменность свою вечную хранишь, 
Преклоняются хоть чернь, иль хан в слезах.
Ты нахмуренные брови подними,
Пусть растает лед кручин во всех сердцах.
Чтоб взыграла кровь, ты воле чувству дай,
Свет взойдет, пусть, на истории берегах.
Ты одна святая, как пупок земли -
Сарыарка – эмблема в тюркских значках.
Если дунешь, древний мир восстанет вновь,
Разбудив все искры спящие впотьмах.

Сколь эпох ушли, вернулись вновь опять,
И бедой отчизны молодец объят.
Как кулан тот, подаривший смерть Жошы,
Судьба многих разрушает жизни ряд.

Копье, сабля, булава – судьбы курьез,
Всех сегодня Бог поставил под ружье.
Нет сегодня ни Бату, ни Кубылай,
Чтоб встречались восток, запад у берез.

Чуть расслабишься и ты в кольце врагов,
Не считайте, что я горький пустослов.
Сколь поэтов и сказителей прошли,
Тут воспев земли, отчизны горе, скорбь.

И шептали горы, скалы обо всем,
Что касается истории времен.
Сердце кровью обливалось у Каныш,
Как бы слыша всех эпох напрасный звон.

В миг вечерний веет думу звук домбры,
Вспоминает он историю страны.
Разделяя всех казахов по родам,
Пресекали путь Алаша дураки.

Твердолобый социум кого признал?
Несогласного и плакать заставлял.
Он в тоске делил печаль с Миржакип,
Иса, Амре –по жизни с ними он шагал.

Как пожар, огнем бегущий по земле,
Он с рождения шагал назло судьбе.
И в истории, искусстве был сведущ,
Как корабль, курс держащий на волне.

VI

Пережившую сражения, много битв,
Степь Великую он сердцем полюбил.
Наверху земли владельцам нет числа,
Наш Каныш, лишь, подземелья властелин.

В самом центре Сарыарки нашел он медь.
В каждом камне постигал он тайну недр,
И на плечи груз народа он взвалив,
Через тернии борьбы пройти сумел.

В той войне огонь смешала кровь и гарь,
В страхе был от Жезказгана пули враг.
Это сделал наш Каныш, поверьте мне,
Иль спроси останков вражеских солдат.

Его слава обошла почти весь мир,
Средь народа он известен как кумир.
Кто тягался с ним в науке скажут пусть,
Есть какие достижения у них?

Оседлал он скакуна, руководил,
Он народ свой, родичей боготворил.
Но далек был он казаться всем святым,
Был он скромным, оставался каким был.

Славу с возрастом никак нельзя сверять,
Но тулпара разве можно не узнать.
И ровесники ;уезов, Маргулан,
Мудрецы те – им присущ особый ряд.

Если вспомним ранних лет мы жизни край,
То, взглянув на эрудита, честь узнай:
Оживив древнейший рудник из руин,
Каныш создал завод медный «Карсакпай»!

Слава Богу! У нас богатая земля,
Сохраним ее историю навсегда.
Знаем мы: из Жезказгана потекла,
Та река из меди, жести и свинца.

И тянул ученый смело жизнь вперед,
Проклят тот, кто душу завистью прожёг,
И в Москве Каныш добился своего:
Жезказган узлом железных стал дорог.

На систему он науки пролил свет,
У трудов его большой авторитет.
Всему миру он казаха показал,
Что у нации высок менталитет.

Когда в Лондоне к трибуне выходил,
Своим ростом Черчилля он удивил:
 «Все казахи, Каныш, рослые как Вы,?» -,
Тот ответ тогда серьезный получил.

Он от Бога был спокойный великан,
Но вопрос тут Черчилля его взорвал,
Без запинки он ответил свысока:
 «Мой народ намного выше!» - он сказал.

Его имя тысяч раз в день на устах!
Благодарны ему люди и страна,
Для наследников основу проложил
Русла водного «Иртыш-Караганда».

Край богатый глубоко он изучал,
И народу настроение поднял.
Из канала воду пьет вся Сарыарка,
Веной жизни он пульсирует всегда.
 
Кто Науку как Каныш воодушевлял,
Он бесчисленные грани ее знал?
И фундамент знаменитой Академии
Он своими же руками поднимал.

Если снятся всем ученым светлый дом,
То нарушен будет ихний сладкий сон,
Кто поймет пустого здания настрой,
Где сквозь вздохи раздается грусти стон.

Как подумаешь, проснется боль души.
И сегодня ты с тоскою вдаль глядишь,
В Академии бессменно восседал
На почетном месте гордый сам Каныш.

Удаляет истина той жизни нить,
Настроение скучает, пессимист.
Что возглавили Сатпаев, Маргулан,
Воссияет ли науки светлый миг?

И пришлось нам ту эпоху пересечь,
Ни к чему на торгашей роптать, их сечь.
Ведь, бездарных, но с тугими кошельками
Докторов и академиков не счесть.

Почему нарушен золота каркас,
Вид народа удручающе сейчас?
И не то, что мы скучаем по Каныш,
Даже следу его молимся сейчас.

Удивляюсь я могуществу жреца.
Сколь наследников он в жизни воспитал,
Бекмаханов, рядом Шокин и Бектуров,
О таких сегодня кто б мне рассказал?

Они в науке всех соперников смели,
Нет Букетова, Есенова – смотри!
Возомнишь себя Сатпаевым на миг,
Синий лед себе, попробуй, подстели.

Все поют сегодня словно соловьи,
И ослов своих привяжут у двери.
Хоть семь раз ты обойди вселенную,
Где сегодня, как Сатпаев, херувим?

Как геолог все разведки он провел,
Он эпохи груз до логики довел.
Мощных крыльев не было бы у Каныш,
Позже в космос кто б взметнулся как орел?

И была в умах титанов лишь страна,
Но все меньше мудрецов сейчас у нас. .
И когда народ тоскует по Каныш,
То невольно увлажняются глаза.

И не скрыть нам истину от большинства,
Не свернет с пути правдивый никогда.
 «Стать столицею могла бы Акмола!» -
Мысль первым Каныш высказал тогда.

Начеку был, осторожным в жизни той,
Флаг Алаша он считал своей стезёй.
Смог увидеть под землей он залежи,
И не только все, что было над землей.

Бездны залежь перебрать душа смогла,
И качала чувства миг тоски волна .
Нескончаемая залежь сам Каныш,
Чтоб его нам изучить нужны века.

Заклинание нес эпохи властелин,
И лукавая досталась ему жизнь.
Пусть сто раз наш мир пытается рожать,
Как Каныш не будет эксперта земли,!

При Советах зависть черною была,
И его травили зло, порою зря.
Остужали его сердце мерзкие,
Но пятки грела ему черная земля.

Ты заметишь, бросив взгляд по сторонам,
Как наглели туполобые всегда:
Будто мало совершали пакостей,
После смерти всё роптали иногда.

Хоть и смог объять планету знанием он,
Я не вижу судьбы цельной у него.
Он мне кажется таким бесстрашным львом,
Проглотить, ведь, не сумел его дракон.

Словно яхонт, всеми гранями сверкал,
И весь мир душевным светом он ласкал.
Средь казахов обособленный он пик,
Его имя выше всяческих похвал.

Много тех, кто вьет безделья кругозор,
Без борьбы ведут нелепый разговор.
И, оставив он народу свой наказ,
Весь в священную историю ушел.

Доверяем зарубежью, где друзья,
Но причины изучать должны всегда.
Дошли сами до Москвы, там умерли,
И Ауезов, и Сатпаев в те года.

Помни - недруг под бугром лежит впотьмах.
Не дерись за толокно, открой глаза!
Как птенцы родного отчего гнезда,
Отыскал ли путь к единству ты, казах?

Как Каныш веди кочевье за собой,
Не враждуют пусть потомки меж собой.
Хоть все праздники проводишь на земле,
Под землей в конце концов найдешь покой.

И медведь, и грозный лев не сводят глаз,
Ты раздавлен был, разогнан сотни раз.
В жизни, хоть, живете врозь, но в смертный час,
Под одним курганом всех находят вас.

Даль степная подтвердит мои слова,
Ее святость в синий свет облачена.
Если Тенгри не подарит солнца луч,
Вряд согреются и камень, и скала?

Твои тайны, твои песни хочу знать,
Различать в глухой степи куланов ряд.
Если, вдруг, заснуть придется навсегда.
В колыбели вечной будем мы лежать.

Сумрак тонет в темень ночи без следа,
И кручина, в душе будто залегла.
Как обрывок нити, жизнь коротка,
Чтоб достичь глухой таинственности дна.

И не все мечты удачей удивишь,
Вновь казаха предал подло сей глупыш.
Но завистникам Его уж не достать ,
Названа планета именем Каныш.

 «Чтит божественность при жизни исполин,
Кто на привязи, кого тут держит мир?
Если в мрамор превращают мудрецов,
То Каныш планетой в космосе летит!»

Да, писал наш Ергалиев так о нем,
Доставать вершин пытался он крылом.
На Алтай из Атырауа прилетел,
Средь поэтов он особенный орел!

И счастлив народ, что гения воспитал!
Был он чистым, всех он светом озарял!
 «Дед казахской науки наш Каныш!» -
Этим словом каждый его обожал.

Освещал степные дали и века,
Образец Каныш величия всегда!
И поклоны шлем мы Богу тысяч раз,
Подарившему казахам мудреца!...

Так по жизни шел Сатпаев, он велик,
И, как он, вселенной тайну кто постиг?
На ладонь его Столица подняла,
Он свободно на широкий мир глядит!...



Несипбек АЙТУЛЫ
Лауреат государственной премии.

Перевел Масгут НУРМАГАМБЕТОВ
Почетный Ветеран МВД РК

17.10.2021.