За околицей условных положений
не на шутку спорят гном и шут,
сатанеют от глухого нетерпенья,
брызгают слюной, плюют.
Гном обижен непропорциональной
формой данного обоим бытия.
Ему кажется обидно ненормальным
ростом быть не выше, чем свинья.
Гнусные деревья, он уверен,
вширь должны расти бы, а не ввысь.
И весенний паводок умеренно
должен мимо гор и нор нестись.
А еще желательно бы квоту
установить в сезон на все грибы.
А то приходят в лес как на работу —
живые, жадные, и потные столбы.
У шута свой лист претензий к миру —
слишком он серьёзен этот мир,
слишком уважителен к мундиру,
словно всё решает здесь мундир.
От серьёзности от этой глохнут звуки,
смех подозревается как враг.
Ну и как шуту смеяться на досуге?
Чем оправдывать в бубенчиках колпак?
Скулы сводит гримасой печали,
в дни рожденья поминальный звон,
синей точкой уплывает в дали
развеселый голубой вагон.
Вширь и мимо! На своей повестке
гном настаивает. Шут упрям как бык:
да поймите как нелеп и мерзок
мир без юмора — мир злобы и сквалыг!
А над гномом и шутом, огромной сетью
звезд окружена, взошла луна.
На двоих у них одно тысячелетье,
и луна у них двоих тоже одна.