В КАТАКОМБАХ
Драматическая пьеса
Посвящается уважаемому побратиму А. Крымскому[1]
Катакомбы близ Рима. В крипте,[2] слабо освещённой каганцами и тонкими восковыми свечами, собралась маленькая общинка христиан. Епископ кончает проповедь слушателям и слушательницам, каковые стоят набожно, тихо и покорно.
Е п и с к о п
Восславим, братья, господа Христа,
Что посадил в раю по праву руку
Замученного брата Хариклея.
Х о р
На небе слава господу Христу,
Что от оков земных освобождает
И из тюрьмы греха и тьмы выводит
Нас в царство света вечного.
Д ь я к о н
Аминь.
Е п и с к о п
Наш брат был раб язычничий при жизни,
Теперь он раб господний, более
Ничей.
Н е о ф и т[3] - р а б
Господний раб? И там, что ль, тоже
Рабы? А ты же говорил: нет ни раба,
Ни господина в царстве божием!
Е п и с к о п
И это правда, брат мой: все равны
П р е д б о г о м.
Н е о ф и т - р а б
И рабы?
Е п и с к о п
Рабы господни,
Г о с п о д н и, брат, не забывай.
Сказал Христос: ярем мой сладок, бремя
Моё легко.[4] Ты понимаешь?
Н е о ф и т - р а б
(после тяжёлого раздумья)
Нет!..
Не понимаю. Не могу понять.
Х р и с т и а н к а - р а б ы н я
(в припадке внезапного
экстаза пророчествует)
Уже лежит у дерева топор!..[5]
«Я посеку его и ввергну в пламя», —
Сказал господь!.. Приди, приди, приди,
Исусе, сыне божий! Налилася
Твоя пшеница, — ждёт она серпа...
Доколе ж, господи?.. Рахиль рыдает,[6]
Нету её детей...
Бессвязная речь переходит в исступлённые крики, другие бабы тоже начинают голосить, кое-кто из мужчин также не выдерживает.
Е п и с к о п
(властным, сильным
голосом)
Изыди, сатана!
Твоей здесь власти нету! Прочь!
(Подходит к пророчице,
бьющейся в корчах,
и кладёт ей на голову руку.)
Сестра,
Да упасёт святая вера и молитва
Тебя от наважденья злого духа.
Женщина понемногу утихает под его взглядом и бессильно опадает на руки своих товарок,[7] поддерживающих её.
Х р и с т и а н к а
(одна из тех, кто
поддерживает
пророчицу. Отзывается
несмелым голосом)
Отец, у ней дитё вчера хозяин
Какому-то коринфянину[8] продал...
Е п и с к о п
Молчи! Великий наш апостол[9] заповедал:
«А баба в церкве да молчит».[10]
Пророчицу тем временем уводят. Молчание.
Н е о ф и т - р а б
(подходит к епископу.
Голос его дрожит
от волнения, но полон
отчаянной решимости)
Прости,
Но я и до сих пор не понимаю,
Как может быть ярмо на шее сладким,
А тяжесть — лёгкой.
Е п и с к о п
Брат, когда ты сам,
По доброй воле, под ярмо Христово
Протянешь шею, сладко это будет
Твоей душе; когда ты сам, смиренно,
По своему желанию возьмёшь
Себе на плечи крест, ужели тяжек
Он будет для тебя?
Н е о ф и т - р а б
Но для чего
Должны ещё по своему желанью
В ярмы впрягаться и кресты таскать
По доброй воле, ведь когда и так уж
Замучила неволя? Намозолили
Кресты с ярмами нам уже и шею,
И душу, аж терпеть сил наших нету!
Я не за тем пришёл сюда к вам в церкву,
Чтобы ярмов с крестами новых здесь
Искать. Нет, я пришёл сюда искать
Свободы, ибо сказано же: ни раба,
Ни господина.[11]
Е п и с к о п
И свободу эту
Ты обретёшь, мой брат, когда лишь станешь
Под иго божие. Рабы господни
Равны между собою. Под ярмом
Хозяйским ты свой путь мирской пройдёшь
И в царство божье внидешь, в царство, в коем
Уж нету господина, кроме бога,
Но он же нам отец. Твоя гордыня
Была б на сатанинскую похожа,
Когда бы власти господа-отца
Ты признавать противился.
Н е о ф и т - р а б
Какая
Уже там у раба гордыня, святый отче!
Ну пусть и так, пускай отец единый
Над нами будет, но когда ж настанет,
Когда придёт то царство божье? Где
Его искать? Один из братьев говорил:
Оно на небе, а другой — что на земле...
Где ж?
(Смотрит вопрощающе
и с горячею надеждой.)
Е п и с к о п
Правы оба.
Н е о ф и т - р а б
Где же на земле
Есть царство божье? где оно?
Е п и с к о п
Здесь.
Н е о ф и т - р а б
В Риме?!
Е п и с к о п
Здесь, в нашей церкви.
Н е о ф и т - р а б
В катакомбах?
Е п и с к о п
Не скажи:
«Вот, здесь» или «вот, там оно». Оно есть всюду,
Где бог есть в душах человеческих.[12]
Н е о ф и т - р а б
Когда ж он будет в душах всех людей?
Е п и с к о п
Тогда, когда Христос второй раз снидет
На землю с неба.
Н е о ф и т - р а б
(мрачно)
Брат мне говорил,
Один из братьев говорил, что аж
Тысячелетие должно пройти[13]
До нового пришествья...
Е п и с к о п
Это ересь.
Никто из нас не может знать ни дня,
Ни часа...[14]
Н е о ф и т - р а б
(перебивает его речь
с радостною надеждою)
Значит, царство божие
Случиться может в каждый день и час?
Е п и с к о п
Конечно да.
Неофит-раб задумывается и снова мрачнеет.
Об чём, брат, думаешь?
Н е о ф и т - р а б
Я думаю... вот ты сказал, что здесь
У нас есть царство божье... Почему же
У нас здесь есть патриции,[15] плебеи,[16]
Ну, и рабы?
(Оглядывает весь приход,
некоторые потупляют
глаза в землю.)
Х р и с т и а н и н - п а т р и ц и й
(выступает чуть вперёд)
Душа твоя, мой брат,
Напрасно мечется. Что ж, я — патриций,
А он — мой раб,
(показывает на старика)
но это лишь в миру,
А перед богом — оба мы с ним братья.
Н е о ф и т - р а б
(к старому рабу)
Ты раб ему в глазах людей лишь?
С т а р ы й р а б
Нет,
Служу я господину верно, честно,
Не только лишь за страх, но и за совесть,[17]
Как бог велел.
Н е о ф и т - р а б
Но если вы равны,
То почему служить ему ты должен?
С т а р ы й р а б
На то есть божья воля, что родился
Он господином, ну а я — рабом.
Н е о ф и т - р а б
Так, значит, в царстве божьем есть рабы
И господа?
Старый раб молчит.
П а т р и ц и й
Он здесь не раб мне. Здесь
Ему я с радостью омою ноги, —
Вкусили мы святой Христовой плоти
И крови, вместе, за одним столом.
Н е о ф и т - р а б
(к старому рабу)
А дома так же — за одним столом
Едите?
С т а р ы й р а б
Что ты, брат, ещё такого
Сродяся не бывало.
Н е о ф и т - р а б
Почему?
С т а р ы й р а б
Ну, потому что не годится... не к лицу так...
Е п и с к о п
(к неофиту-рабу)
Не искушай его. Он духом нищ,
А царство божье к нищедушным ближе.[18]
Блажен кто терпит всё в покорности,
Тому едино: раб ли, господин ли
Он будет здесь в миру.
Н е о ф и т - р а б
Нет, мой отец,
Нет, не едино...
(С порывом.)
Если бы ты видел,
Как плакало вчера моё дитё, —
Ещё совсем невинное созданье, —
Голодное до вечеру оставшись:
Жена на оргии прислуживала днём,
И некогда до дому было даже
Ей сбегать, чтобы покормить дитё.
Теперь дитё болеет, а жена
Боится даже плакать, потому что
Любить хозяин не изволят, коли
Глаза заплаканные у рабынь красивых.
Е п и с к о п
Не надо плакать, если б даже умер
Ребёнок ваш, — ему большое счастье
На небе уготовано.[19]
Н е о ф и т - р а б
А если
Ребёнок благородного сословья
Умрёт невинным маленьким младенцем,
Ему на небе меньше счастья будет?
Е п и с к о п
(немного смущённый)
Невинных — всех — господь не разделяет.
Н е о ф и т - р а б
(понуро)
Стал-быть, барчонку вдвое счастья будет,
Раз на земле, а умерев — ещё и
На небе...
С т а р ы й р а б
Не завидуй, не губи души,
Святой её не пачкай чистоты,
Пускай глумится твой хозяин-некресть
(Ибо христианин так не глумился б), —
Он чистоты в твоей семье не тронет,
Пока жена и ты чисты душою.
Н е о ф и т - р а б
Ой, не трави мне душу, старый!.. больно
И без того мне... Извини, но ты
Не знаешь... и сказать-то стыдно... Э!
Какой там стыд и у раба?.. Скажу!
Какое там ещё «чисты душою»,
Какая «чистота»? Моя душа гниёт,
Когда я вижу, как жена приходит
Иной раз с оргии домой вином
Распалена, с огнём в глазах от пьяных
Похабных песен. В волосах цветы
Ещё не ссохли и так резко, ярко
На фоне грязи в доме выдаются...
Господские одежды дорогие
Жена спешит переменить скорее
На шмутки рабские, чтоб не марать
Их в нашем «чистом» доме. И я видел —
Не раз, — как слёзы льёт она при этом...
Привычка и вкус к роскоши уж въелась
Ей в сердце, словно ржа, и без неё
Уже ей тяжко... Я не мог, старик,
Не мог не бить её за эти слёзы,
Хотя и понимал, что этим только
Ещё сильнее опротивлю ей
Паскудный дом наш...
П а т р и ц и й
Брат мой, ты направь
Свою жену к святой Христовой вере,
Тогда уж опретит ей плакать по напрасных
Мирских богатствах.
Н е о ф и т - р а б
Господин хороший!
Простите «брат», — как говорят у вас здесь, —
Ты знаешь, не решусь жену напутствовать
Я что-то к новой вере. Пусть уж лучше
По чистых дорогих нарядах плачет
Да по господском доме, чем должна
По чистоте души своей и тела
Запакощенной плакать. Всё равно
Спасти себя уже она не может,
Так что ей оттого, что будет знать
Про грех и святость. Лучше пусть не знает.
Е п и с к о п
Кто по неволе согрешил, тот чист.
Н е о ф и т - р а б
Да мы, рабы, и сами знать не можем,
Что делаем из-под неволи, что
По воле... Грех не грех, а мука остаётся...
Признаться тяжко... Я не знаю сам,
А мой ли то вобще ребёнок или
Хозяйский выбл*док, люблю дитё
И иногда, бывает, ненавижу...
С т а р у х а
Грех ненавидеть, то ж дитя невинное.
(Взглянув на епископа,
замолкает.)
Е п и с к о п
И баба иногда глаголет мудро.
Молодая, но чахлая, бедно одетая женщина что-то шепчет на ухо степенной старой вдове-диаконисе.[20]
Д и а к о н и с а
(к епископу)
Дозволишь ли сказать, честный отец?
Е п и с к о п
Скажи, но только коротко.
Д и а к о н и с а
(показывает на молодую
женщину)
Сестра
Желает послужить для блага брата.
(Показывает на неофита-раба.)
Е п и с к о п
И как же?
Д и а к о н и с а
Просит, чтоб его жена
Дитя своё ей приносила на дом,
Когда идёт на оргию служить
К хозяину, — сестра сама такого ж
Младенца кормит грудью, и с дитём их
Поделится — за счастье — молоком,
И приглядит до вечера за совесть.
Е п и с к о п
(к молодой женщине)
Сие благое дело, дочь, пред богом.
Молодая женщина покорно склоняет голову.
Д и а к о н и с а
(к неофиту-рабу)
Скажи жене, пускай дитя приносит
До дому Деодата-плотника, —
На Форуме на Малом он живёт, —
И поручит сестре Анциллодее;
Присмотрит за дитём, как за своим,
В том может быть жена твоя спокойна.
А н ц и л л о д е я
(молодая женщина.
Тихом голосом
к неофиту-рабу)
Ты мне окажешь милость, брат!
Н е о ф и т - р а б
(тронутый)
Спасибо,
Сестра!
П а т р и ц и й
И приходи ко мне, я дам
Твоей жене одежды, хоть не новой,
Но всё ж порядочной, с моих рабынь,
Я и жена моя даём им больше,
Чем нужно, так что могут и с твоей
Женой излишком поделиться, если
Твой господин даёт ей слишком мало.
Н е о ф и т - р а б
(сдержанно)
Благодарю за щедрость, господин.
Е п и с к о п
(поправляет)
Брат.
Н е о ф и т - р а б
(равнодушно)
Пусть.
Х р и с т и а н и н - к у п е ц
Жена, сказал ты, любит чистоту,
А в доме грязь. Зайди ко мне, брат, в лавку,
Я мыла дам бесплатно, господин ваш,
Наверное, для вас жалеет мыла.
Н е о ф и т - р а б
(с еле скрываемой
насмешкою)
Похоже, так и есть!
С т а р ы й д ь я к о н
Ты, может быть,
Частенько голодаешь, брат, — обычно
Языческая некресть плохо кормит
Своих рабов, — так приходи же к нам,
По воскресеньям на агапы[21] (так мы
Зовём у нас едалища для бедных),
Получишь там питательную пищу
Для тела и для духа. Ибо иногда,
Когда уж кончится трапе́за бедных,
Приходят и епископ со старейшины,
Христовой плоти дабы причаститься
И крови, преподать нам благочестия
Науку, ноги братиям омыть.
Ты приходи ко мне на маслобойню.
Я маслодел, Агатофил зовусь,
Близ терм мой дом. Кого ни спросишь, всякий
Тебе покажет, где живёт «тот старый
Чудак-богач, что любит угощать
Всю голытьбу». Так про меня гутарят
Нехристиане.
Н е о ф и т - р а б
(ничего не отвечает
дьякону и стоит
какое-то время молча,
схватясь за голову)
До чего я дожил!
Уж не приснилась ли мне жизнь моя
Позорная?! Уже, как нищий старец,
Брожу и побираюсь — молодой!..
Кого мне проклинать? Отца родного,
Что за долги меня в неволю продал?
Или долги его, или того
Рабопродавца-богача, собаку,
Что человеческими душами торгует,
Или тот день, тот час, когда меня
Мать в муках на́ свет родила?
Е п и с к о п
Несчастный,
Опомнись! Успокойся! Гони прочь
Злой дух гордыни и отчаянья!
Смертельный грех твои проклятья суть,
Да и ещё в тот час, когда тебе
Твои Христовы братья братску помощь
Так щедро изъявляют.
Н е о ф и т - р а б
Ой, та помощь!
Она вконец мне сердце и добила!
Ты глянь на эту бедну, чахлу женщину,
(показывает на Анциллодею)
Она ж как тень. Моя жена здорова
И молода, кровь с молоком; а сын мой,
Как сирота, без материной сиськи
Остался, — заедать чужому мальчику
Жизнь должен либо умирать, пока
Там мать вином фалернским и «любовью»
Господ хороших потчует. И я
Ещё и должен шмутки вымолять ей,
Своей гулящей с горя женщине, —
Рабыне у рабов же тряпки клянчу,
Ведь некогда рукам здоровым прясть,
Нет времени, ведь что ни день, то праздник.
Ты говоришь, грех проклинать и грех впадать
В отчаянье, а это ли — не грех? —
Голодных объедать и голых обдирать?
Да и — кого? Своих же кровных братьев,
Трудящихся, рабов...
Д ь я к о н
У нас дают
И бедный, и богатый.
Н е о ф и т - р а б
А, я и забыл,
Что приобресть могу кусочек мыла
У брата-торгаша совсем задаром,
Чтоб чуть облагородить рабский облик,
Дабы не так чресчур колол глаза он
Во царстве божием богатым братьям,
А то ещё придёт наш бедный брат
Покушать в воскресенье на агапу
И раскидает грязные лохмотья
На мрамор рядом с белою туникой
И тогой вышитой.
(К патрицию.)
Скажи спасибо
Товарищу за дармовое мыло,
Ведь, может быть, омыть придётся ноги мне
Для ради христианского братанья,
Так всё-таки они уж чище будут,
Я дома с мылом всполощу чуть-чуть их,
Честь окажу патрицианским ручкам.
Патриций вспыхивает, но сдерживается и только посматривает на епископа.
Е п и с к о п
(ещё тихим, сдержанным
голосом, но уже сурово)
Какой злой дух тебе отравил сердце?
За что ты братьев во Христе поносишь
Обидными и едкими словами?
Что сделали тебе, что ты имеешь
Супротив нас?
Н е о ф и т - р а б
Я к вам имею злость,
Большую злость, протест и возмущенье.
Я до сих пор был раб, невольник, быдло,
Запроданный в неволю, взятый силой,
Против желанья, — вы ж теперь вдобавок
Ещё и босяком позорным сделать
Меня хотели, чтоб рабочью руку
Свою за хлебом милостивым вашим
Протягивал к вам сам, по доброй воле.
Вы мне на шею поверх горького ярма —
Ещё и сладкое, поверх тяжёлого —
Ещё и лёгкое накласть хотели,
Да и хотите, чтоб я вам ещё поверил,
Как будто оттого мне станет легче.
Е п и с к о п
Мы это искренно тебе всё говорили,
По слову божьему.
Н е о ф и т - р а б
А я не верю, —
Ни в вашу искренность не верю, ни в такие
Слова. И вообще. Когда б вы вправду
И искренно помочь хотели, — вон
У вас на алтаре и серебро,
И золото, — взамен агап своих
Могли б рабов из рабства выкупать, —
(к патрицию)
Ты, господин, вобще бы мог и даром
Всех отпустить, а мы себе уж сами
Достали бы и хлеба, и одежды.
Е п и с к о п
Кто мы такие, чтоб господню волю
Имели отменять, кому рабом,
Кому свободным быть? Об чём печёшься?
«Не хлебом лишь единым жив чловек,
Но также всяким словом, что из уст
Божественных исходит».[22]
Н е о ф и т - р а б
Нет, отец,
Чловеку мало одного лишь хлеба
И слов, чловеку надобно свободы,
Иначе будет прозябать — не жить.
За то и зол на вас и страшно вздрочен,
Что вы взамен свободы и той жизни,
Обетованной в вечном царстве божьем,
Даёте хлеб лишь, тряпки и слова.
Е п и с к о п
Не все слова равны, мой брат, слова господни
Спасают душу больше, нежли все
Дела людские.
Н е о ф и т - р а б
И какие ж это
Слова? «Терпенье» и «покорность» — только
И слышал я от вас сегодня. Неужели ж
Они спасают души человечьи?
Ужли ж за них идут на крест, на казнь
Свирепую, на растерзанье, на съеденье
Зверям жестоким в цирках христиане?
Е п и с к о п
Они идут за то велико слово,
Которого всем человеческим словам
Вполне объять неможно.
Н е о ф и т - р а б
Что за слово?
Е п и с к о п
То слово — бог. Он альфа и омега,[23]
Начало и конец. Он создал всё,
И им же всё живёт, и больше нету
Богов на свете, кроме бога. Он
И слово, он и сила, он и жизнь.
А эти все, кого зовут богами
Язычники, суть идолы поганые
Иль злые духи, слуги князя тьмы.
За то и мучат нас, и распинают,
Что не хотим мы идолам служить
И сатану признать за свово бога,
Бо ходим не во тьме, а в свете.[24]
Н е о ф и т - р а б
(горячо подхватывает
слова епископа)
«Ходите
Во свете вы, а не во тьме», а значит,
Вы сбросили терпенье и покорность,
Как маску мима, с своего лица,
Вы не хотите ни терпеть, ни покоряться,
Ни слушаться того, чьей боле власти
Признать уже не могут ваши души,
С кем вам велит бороться ваша совесть!
Я правильно, что ль, понял тебя, отче?
Е п и с к о п
Да, лишь одно добавить должен я:
Мы боремся в терпеньи и покорстве.
Н е о ф и т - р а б
(упавшим голосом)
Опять я ничего не понимаю:
Бороться, но — в покорстве. Это как?
Е п и с к о п
Мы боремся не с властью, не с людьми,
Но с духом. Мы беспрекословно платим
Все подати и все налоги, мы
Чтим кесаря[25] и власть, мы чтим начальство,
Не восстаём ни действием, ни словом
Против него, а только князю тьмы
Ни жертвы, ни поклонов не свершаем.
Н е о ф и т - р а б
А кто ж тот кесарь, власти предержащие?
Не слуги ли поганых слуг того,
Кого вы сами князем тьмы зовёте?
Е п и с к о п
Тогда, когда своим кумирам служат,
А во всё прочье остальное время —
Они начальники, что богом нам даны.
Н е о ф и т - р а б
Что богом вам даны? Которым богом?
Е п и с к о п
На свете бог единый есть и сущий,
Бог Слово, бог Любовь. Бог триединый,
Отец, и Сын, и Святый Дух.
Н е о ф и т - р а б
Так это он
Нам дал и кесаря, и власть, и претор,[26]
И ликтор,[27] и легат,[28] и всех патриций,
Власть богачей над бедными рабами?
Е п и с к о п
«Несть власть на свете, аще не от бога».[29]
Бог же есть царь и государь над всеми
Владыками земными. Вседержитель,
Он держит их в свой руке, и он
Отмстит им за неправду, а не мы.
«А мне отмщенье, аз воздам», — глаголет
Господь.[30]
Н е о ф и т - р а б
Когда же отмщевать он будет?
Е п и с к о п
Пути господни неисповедимы![31]
Н е о ф и т - р а б
Небось, тогда же, когда царство божье
По всей земли свободной воцарится,
Когда Христос ещё раз с неба снидет?
Е п и с к о п
Тогда наверно будет божий суд.
Н е о ф и т - р а б
А что потом?
Е п и с к о п
Едино стадо будет,
Единый пастырь.[32]
Н е о ф и т - р а б
А при нём не будет
Помощников, наместников господних
И никаких начальников над нами?
И уж тогда не будет больше человек
В мечтах — свободен, в жизни — раб?
Е п и с к о п
Не знаю,
Такого откровенья не дано нам
Ни от Христа, ни от его посланцев.
Н е о ф и т - р а б
О как?.. По мне, так пусть оно и вовсе ж,
То царство божье, не приходит!
С т а р ы й р а б
(с невыразимым ужасом)
Боже!
Спаси нас от греха! Он святотатец!
Вся община приходит в буйное негодование; отдельных слов не слышно, но гул нарастает, как волна, наполняет крипту и эхом раскатывается по тёмным переходам катакомб.
Е п и с к о п
(подымает руку вверх.
Властным голосом)
Мир, братья, вам!
(К неофиту-рабу.)
Покайся, нечестивый!
Возьми назад слова все богохульные,
Чтоб не было тебе в том мире хуже,
Чем даже в этом. Кто на этом свете
Не хочет царства божиего видеть,
Утратит царство божье и на небе
И будет ввергнут в лютую геенну,
Где огнь неугасимый, плач и скрежет
И где злой червь довеку точит сердце.
Н е о ф и т - р а б
(горячо)
Нет, не покаюсь. Ты, старик, напрасно
Меня геенною пугаешь. Вижу
Я ту геенну ежеденно, ежечасно,
Кругом себя я слышу плач и скрежет,
И каждый день мне червь тот точит сердце.
Он и привёл меня к вам в катакомбы,
Искать здесь правды, воли и надежды.
А что я тут нашёл? Слова пустые
И тщетную мечту об царстве божьем
Да об царе едином во в трёх лицах,
Который над владыками владычит,
А им даёт над нами повладычить
От первого до нового пришествья,
А может быть и дальше — неизвестно.
А может быть и после смерти тоже
В небесном вашем царстве божьем вечно
Всё будет так, как здесь до этих пор, —
Бесплотны ваши души целу вечность
Терпеть стесненья будут и «бороться
В покорстве». Эта рабская душа
(на старого раба)
И там служить не только лишь за страх,
Но и за совесть будет, я уверен,
Душе патрицианской благородной,
А этот
(на купца)
будет на весах добро
И зло там взвешивать и чистотой
По скрупулам[33] с чумазыми делиться,
А этот,
(на дьякона)
этот раз в неделю будет
Духовну пищу раздавать такой босоте,
Как тот же я, а мы уж, голодранцы,
Будем стоять тихонько и покорно,
Как нищий пред богатым господином,
И ждать, какой нам знак подаст епископ,
Дозволит ли хоть слово нам сказать,
А может быть, велит нам петь осанну
Царю царей единому, святому
И государю над небесными рабами.
Нет, я, ей-богу, сам не знаю, а не лучше ль
Мне было б жариться в геенне лютой
До самого скончанья века, чем
В таком быть рабстве безнадёжном, из какого
Уже и смерть освободить не может.
Е п и с к о п
(который уж несколько раз
пытался прервать эту речь
и стучал жезлом об землю,
гневным и грозным голосом
заглушает слова неофита-раба)
Сгинь! пропади, исчадье тьмы! Изыди!
Покинь сей храм! Зачем сюда пришёл
Смущать святой приход наш христианский?
Залезь в нору, отродье злой ехидны,
В ту, из которой вылез на погибель душам!
Н е о ф и т - р а б
Нет, ты меня не смеешь прогонять,
Ведь я пришёл по твоему же слову,
Поверив обещаниям лукавым,
Что якобы обрящу здесь любовь
И мир, и вечну жизнь. А вы отняли
Последний мир, последнюю любовь
Навеки отравили мне, и вот
Теперь душа моя гниёт и умирает.
Я не имел понятья об грехе,
Я знал лишь горе, вы же научили
Меня тому, что есть такое грех
И нечестивость перед богом. Я
Был в убеждении об том, что смертью
Кончаются все муки, вы ж отверзли
Мне целый ад в пространстве вечности
За грех ничтожный, за малейший. Так
Должны ж вы и защиту дать тогда
От океана тех грехов смертельных.
Учили вы меня, любить чтоб ближнего,
Так научите ж защищать его,
А не смотреть, сложа покорно руки,
Как в рабстве тяжком братья погибают.
Всё ваше милосердье — как заплата
На рубище убогой, нищей жизни,
И нищету лишь делает ещё заметней.
Заменит ли чужое молоко
Ребёнку нежность материнской ласки?
Вернут ли чисты тряпки чистоту
Моей жене, что плещется в грязи
Изо дня в день? Смогу ль я в божьем храме
Забыть мой жалкий и позорный дом?
Не хлеба я хочу, не слова жажду, —
Любви желаю чистой и без грязи,
Без зависти, без подозрений гнусных,
К надежде ясной сердцем порываюсь,
Что я хоть издали увижу волю,
Что хоть мой сын, мой внук, мой дальний правнук
Дождётся тех времён, когда и слово,
Само позорное то слово «раб»
Исчезнет со свету; я жажду веры
В такую самую святую силу,
Что разум просветит у самых тёмных
И съединит в свободную общину
Людей всех языков и всех народов
Без пастыря-надсмотрщика, без божья
Помазанника, без царя-мессии,[34] —
Не в стадо с своевольным пастухом
И злыми псами, что дрожит от воя
Волков, шакалов, рысей кровожадных,
Гиен, лисиц и прочей хищной твари.
Не я один томлюсь духовной жаждой,
Не я один изголодался сердцем,
Таких нас много. Знаю я наверно
От одного товарища-раба,
Что где-то, на высоких кручах Тибра,
Как топи перейти гнилой Мареммы,[35]
Есть лагерь потайной рабов-повстанцев.
Своей устав от жизни в вечном рабстве,
Они хотят порвать позорны цепи
И с шей своих ярем свой бычий сбросить.
П а т р и ц и й
Ты думаешь, они надолго сбросят?
Н е о ф и т - р а б
Да хоть на миг, и то уж стоит крови
И пота! Чаял я свободы вечной
У вас обрящити, но вы, я вижу,
И на мгновенье «сладкого ярма»
Не в состояньи сбросить. Так не лучше ль
Оставить сладкие мечты об вечном,
Остановясь на горьком преходящем,
И чем агапы устроять для бедных,
Пойти на оргию кровавую богатым?
П а т р и ц и й
Скажи — на крест и позорну казнь.
Н е о ф и т - р а б
Эй, христьянин, с которых это пор
У вас позорной казнь сия зовётся?
Неужто ж вы пугаете крестом?
Ведь и мессия ваш не постыдился
С разбойниками рядом издыхать
На том кресте.
Е п и с к о п
Он освятил тот крест,
А не разбойники. Он спас всех их,
А не они его.
Н е о ф и т - р а б
Да ну! Неужто?
А может, он не царствовал бы в небе,
Не властвовал над душами людскими,
Когда б не проливалась эта кровь
Разбойников, повстанцев, непокорных
На страх рабам и всем, кто «духом нищий»?
Ведь, может быть, «терпенье и покорство»
Давно б с лица земли исчезли напрочь,
Когда б призра́к распятых на крестах
Разбойников кровавых не страшил нас
Угрозою кончины бесполезной.
М о л о д о й х р и с т и а н и н
Кто кроток и смирен, тот не страшится
Смерть на кресте принять за сына божья,
За всех за нас распятого.
Н е о ф и т - р а б
Так, значит,
За то он, сиречь, принял эти муки,
Чтоб мы опять за ним их принимали?
Тогда а в чём же, собственно, спасенье,
В чём искупленье всех грехов вселенских,
Когда опять, ещё, изо день в день,
Вновь искупления кровавые даются?
Е п и с к о п
То искупление не здесь, а там,
На небе. Божье царство не от мира
Сего. Пусть умирают грешные тела,
Лишь бы блаженные святые души
Вовеки жили. Иисус, он отдал
И плоть, и кровь свою, дабы насытить
Тех, кто уверовал и спасся,
А вот такие хульники и бл*дословы,[36]
Рабы лукавые, как ты, похабят
Святой тот дар, и он напрасно гибнет.
Н е о ф и т - р а б
А мало нас погибло понапрасну,
Кровавых жертв всем ложным божествам,
И погибает до сих пор ещё
За этого царя, что, говоришь ты,
На рабство осудил нас? Кто измерил
Тот путь, весь вдоль обставленный крестами,
Который мы, рабы, прошли извеку?
Кто взвесил кровь, что до сих пор ещё
Не вылилась на бошки палачам,
Как водопад, и всех их не убила,
Но до сих пор лежит тяжёлым грузом
На детях тех замученных героев?
По этой крови, как по багрянице,[37]
Простеленной для кесарских триумфов,[38]
Прошла богов бесчисленных фаланга
С земли на небо. До которых пор
Стелиться будет под ноги тиранам,
Бесплотным изуверам, самодурам,
Богам бескровным, неживым призра́кам
Порфира[39] человечьей живой крови?
Своей же крови я не дам ни капли
За кровь Христову. Если только правда,
Что он есть бог, то пусть хоть раз прольётся
Напрасно божья кровь и за людей.
Мне всё равно, один ли бог на небе,
Хоть три, хоть триста их, хоть мириады.[40]
Ни за единого не стану умирать:
Ни за царя в непознанном Эдеме,[41]
Ни за тиранов на горе Олимпе,
Я никому из них рабом не буду,
По горло рабства мне на этом свете!
Я честь воздам титану Прометею,[42]
Который из людей рабов не делал,
Который просвещал не словом, а огнём,
Боролся не в покорстве, а с упорством,
И мучился не три дня, а без счёту,
Но не назвал отцом своим тирана,
А деспотом лишь мировым, и проклял,
Пророча всем вобще богам погибель.
Я вслед за ним пойду. И если сгину,
То смерть приму не за него — ему
Не надо жертвы, — но за то, за что
И он страдал. Пусть никого мой крест
Не испугает, ибо если в сердце
Святой почувствую огонь и хоть на час,
Хоть на мгновенье краткое смогу
Жить не рабом позорным — человеком,
Свободным, неподвластным, богоравным,
То я с восторгом и на смерть пойду
И без упрёка[43] на кресте скончаюсь.
Анциллодея внезапно заходится неудержными рыданиями.
Н е о ф и т - р а б
(ласково)
Ну что же ты, сестра? Об чём ты плачешь?
Иль я тебя обидел грубым словом?
А н ц и л л о д е я
Нет, брат... ты не обидел... только... жалко...
Жаль мне тебя... погибнешь ты, наверно...
Е п и с к о п
Не плачь. Лукавый раб — не стоит слёз.
Он поклонился духом Прометею,
А он — есть сатана, извечный змий,
Что соблазнил на грех и непокорство.
Лукавому рабу спасенья нету,
Как нету и прощенья. Он — погиб,
Он погубил себя. Покинем нечестивца,
Отпрянем, братие, идём от зла
И сотворим по божьей воле благо.
Н е о ф и т - р а б
А я пойду за волю против рабства,
Я выступлю за правду против вас!
Вся община уходит с свечами в руках. Епископ впереди. Неофит-раб идёт один, другим переходом, в другую сторону.
4.10.1905
Действие поэмы происходит во II в. н. э. в катакомбах близ Рима, где собираются первые христиане, скрываясь от преследований язычников-римлян. Леся Украинка тщательно изучила исторические материалы, относящиеся к эпохе, глубоко проникла в суть классовой структуры христианских общин, где высший клир подчинил себе мирян-бедняков. Драматическая поэма насыщена атеистическими мотивами и направлена против проповеди «непротивления злу».
[1] Леся Украинка посвятила поэму своему другу, ученому-востоковеду и писателю А. Е. Крымскому (1871-1942). В письме от 9 февраля 1906 г. Леся писала Крымскому: «Что ж касается до Вашей критики, то позвольте мне немножко побороться с Вами, и то объективно (хотя и субъективное ощущение может стать от этого глубже). Я не имею претензии равняться с Вами научным цензом, но эту вещь я всё-таки писала не «с маху», а с некоторыми vorl;ufige Studien [предварительные исследования (нём.)]. Вернее сказать, я занималась этими штудиями не для этой поэмы (для чего-то совсем другого), но она вышла из них неожиданным, хотя и логическим следствием, потому что штудии подтвердили мне только то, что я давно мыслью нащупывала, только не могла фактами доказать.
Собственно, я давно уже думала, что нынешняя форма христианства является логическим и фатальным следствием его и з н а ч а л ь н е й ш е й формы. Я готова сделать Вам разве что одну уступку и то в следующей неуступчивой форме: если мой епископ и не типичен для рядового христианина-мирянина (Laic) первых веков, зато он совершенно типичен для тогдашнего епископата. С тех пор как появился на свет епископат и первые зачатки церковной иерархии, с тех самых пор епископы заговорили языком моего епископа, и задержалась сия традиция аж до современного нам архиерейства. Я не принимаю теории Толстого и многих других, якобы нынешнее христианство есть аберрация, болезнь этой религии. Нет! В древнейших памятниках, в «деяниях апостольских», в посланиях апостола Павла, в аутентичных фрагментах самой ранней галилейской пропаганды я вижу зерно этого рабского духа, этого узкосердого политического квиетизма, что расцвёл таким пышным цветом позднее в христианстве.
Как хотите, но недаром в притчах и везде в евангелии так часто употребляется слово «раб» и антитеза «господина и раба» яко единственно возможной формы отношений между человеком и его божеством. Прочтите послания апостола Павла (в данном случае неважно, которые из них аутентичны, а которые нет), и Вы увидите, что; было выстроено на этой антитезе и как быстро оно было выстроено. Коммунизм раннего христианства — это фикция, его никогда не было, или же это было коммунизмом босяка, не имевшего всё равно никакого имущества, или же ещё «коммунизмом» благодетельного богача, бросавшего «крохи с своего стола» коммуне «псов, сидящих под столом господа своего». Вот и всё.
«Анархизм» христианства тоже невысокой пробы, это просто необразованность и невоспитанность политическая бесправной массы, могущей вообразить себе лишь утопию: деспот и народ, и никого более между них; но такой «анархизм» никогда не выкинет и не выкидывал деспота из своей утопии, не зря ж и мессию своего он назвал ц а р ё м иудейским — эпитет «пророк», видите ли, казался чересчур подлым этим «анархистам». «Сына человеческого» они попросту забыли. Если что и поддаётся искренней идеализации в раннем христианстве, то не его quasi анархические доктрины, а разве что та грация чувства его «жён-мироносиц», к каковым принадлежит и моя Анциллодея, и то новое для античного аристократического мира чувство всепрощающей симпатии, которое столь красило отношения Христа к его неверным и тупым ученикам (ни один классический философ не простил бы в такой ситуации своим друзьям), ну, и ещё два-три элемента в сфере ч у в с т в а, н о н е т е о р и и. Однако ж эти элементы идеализация уже вычерпала до дна, и мне неинтересно было на них останавливаться долго, но за это Вы, как вижу, не сетуете на меня.
А кстати, вот и Вы воображаете себе, что типичный христианин тех времён мечтал бы, что все станут когда-нибудь с л у г а м и Христа, — не то же ли самое это, что р а б а м и? Не против этого ли восстаёт мой раб-прометеист? Он вполне закономерно полагает, что покуда будут господа и рабы (на земле ли, на небе ли, всё равно), до тех пор будут и посредники между ними, надсмотрщики, экономы и т. п. Что же более идеальное мог ему предъявить рядовой христианин самых ранних даже времён, если не «едино стадо с единым пастырем»? И как мог ответить на вопрос о подпасках? Я думаю — только так, как ответил епископ. Моя поэма относится к середине II века христианской эры (или ко второй его половине), а тогда уже проявилась достаточным образом духовная тирания всяких подпасков б о ж и и х — оставалось лишь строить дальше на прекрасно заложенном фундаменте духовной темницы. Мой епископ вскормлен павлинианскою традицией, как оно и на самом деле бывало в римском епископате тех времён. Возьмите какого угодно из древнейших […]». (Продолжение письма не сохранилось.)
[2] Крипта (от греч. kryptе — крытый подземный ход, тайник) — в древнем Риме — любое сводчатое подземное или полуподземное помещение.
[3] Неофит — новообращённый в какую-либо религию.
[4] Сказал Христос: ярем мой сладок, бремя Моё легко. — «...возьмите иго Моё на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдёте покой душам вашим; ибо иго Моё благо (др. перевод — сладко), и бремя Моё легко». (Евангелие от Матфея 11:29-30).
[5] Уже лежит у дерева топор!.. — «Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь». (Евангелие от Матфея 3:10).
[6] Рахиль рыдает, Нету её детей... — «...глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет». (Евангелие от Матфея 2:18).
[7] Товарка (устар.) — товарищ женского пола.
[8] Коринф — древне-греческий город-государство (полис) на Коринфском перешейке (в 6 км к юго-западу от современного г. Коринф).
[9] Речь об апостоле Павле. Павел — в раннехрист. традиции один из апостолов. Ортодоксальные теологи ему приписывают 14 посланий, вошедших в Новый завет. В действительности эти послания были составлены не в I в. (когда жил, по церк. преданию, Павел), а на протяжении следующих ста лет (вплоть до сер. II в.) и не одним, а несколькими лицами. О деятельности Павла подробно рассказано в «Деяниях апостолов». Он изображается первоначально гонителем христиан, после «откровения» — крестившимся (при этом изменил прежнее имя Савл на Павел). С именем Павла связывается то течение в раннем христианстве (называемое паулинизмом), которое стремилось к радикальному разрыву с иудаизмом и к превращению христианства в универсальную религию (это течение победило в христианстве к нач. III в.).
[10] «А баба в церкве да молчит». — «Жёны ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит».
(1-е послание Коринфянам 14:34).
[11] ...ибо сказано же: ни раба, Ни господина. — «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе». (Послание к Галатам 3:28).
[12] Где бог есть в душах человеческих. — «Быв же спрошен фарисеями, когда придёт Царствие Божие, отвечал им: не придёт Царствие Божие приметным образом, и не скажут: «вот, оно здесь», или: «вот, там». Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть». (Евангелие от Луки 17:20-21).
[13] Тысячелетие должно пройти... — «И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет; после же сего ему должно быть освобождённым на малое время». (Откровение Иоанна 20:1-3).
[14] Никто из нас не может знать ни дня, Ни часу... — «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один...» (Евангелие от Матфея 24:36).
[15] Патриции (лат. patricii, от pater — отец) — в древнем Риме первонач., по-видимому, всё коренное население, входившее в родовую общину, составлявшее римский народ (Populus Romanus Quiritium) и противостоявшее плебеям; после выделения из рода знатных патриархальных семей — родовая аристократия. С кон. VI в. до н. э., в период формирования классового общества и государства, патриции превратились в господствующий класс-сословие Римской республики; экономической основой их могущества было исключительное право на пользование общественной землёй (ager publicus). После включения плебеев в состав римского народа и уравнения их в правах с патрициями (к нач. III в. до н. э.) верхушка патрициев, или патрициата, и плебса, слившись, образовали нобилитет. В эпоху империи возник новый патрициат, составивший привилегированную часть сенаторского сословия; в него входили выдвинутые императором уроженцы Италии и провинций.
[16] Плебеи (лат. plebeii, от plebs — простой народ) — в древнем Риме одно из сословий свободного населения. До нач. III в. до н. э. стояли вне родовой общины, не имели прав на пользование общинной землёй — ager publicus, могли владеть наделами земли лишь на правах частной собственности.
[17] Служу я господину верно, честно, Не только лишь за страх, но и за совесть, Как бог велел. — «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от неё, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести». (Послание к Римлянам 13:1-5).
[18] Он духом нищ, А царство божье к нищедушным ближе. — «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». (Евангелие от Матфея 5:3).
[19] ...ему большое счастье На небе уготовано. — «Увидев то, Иисус вознегодовал и сказал им: пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие». (Евангелие от Марка 10:14).
[20] Диакониса (лат. diaconissa) (истор.) — в древней христианской церкви — девушка или вдова, наблюдавшая за соблюдением религиозных обрядов, выполнявшихся женщинами.
[21] Агапа (церк.) — братская трапеза (у христиан ранних веков).
[22] «Не хлебом лишь единым жив чловек, Но также всяким словом, что из уст Божественных исходит». — «Он же сказал ему в ответ: написано: "не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих"». (Евангелие от Матфея 4:4).
[23] Он альфа и омега... — «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядёт, Вседержитель». (Откровение Иоанна 1:8).
[24] Бо ходим не во тьме, а в свете. — «Тогда Иисус сказал им: ещё на малое время свет есть с вами; ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма, — а ходящий во тьме не знает, куда идёт». (Евангелие от Иоанна 12:35).
[25] Кесарь (он же цезарь, он же царь) — император. Происходит от когномена рода Юлиев «Caesar», носителем которого был политический деятель и полководец Римской республики I в. до н. э. Гай Юлий Цезарь.
[26] Претор — в древнем Риме: первоначально титул консулов и диктаторов, впоследствии — должностное лицо, которому принадлежала высшая судебная власть.
[27] Ликторы — у римлян официальные служители высших магистратов cum imperio, перед которыми они несли fasces (пучок розог и топор).
[28] Легат (legatus, от lego — посылаю) — в древнем Риме назначаемый сенатом посол или уполномоченный, выполнявший политич. поручение. В эпоху поздней республики легатами назывались помощники полководцев и наместников в провинциях. При Цезаре легатам стали поручать командование легионами. В эпоху империи легаты Цезаря с консульской властью (l. Augusti pro praetore) выполняли функции наместников в имперских провинциях.
[29] «Несть власть на свете, аще не от бога». — См. прим. 12.
[30] «А мне отмщенье, аз воздам», — глаголет Господь. — «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: "Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь"». (Послание к Римлянам 12:19).
[31] Пути господни неисповедимы! — «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Послание к Римлянам 11:33).
[32] Едино стадо будет, Единый пастырь. — «Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь». (Евангелие от Иоанна 10:16).
[33] Скрупул (лат. scrupulum) — старинная единица аптекарского веса, равная 20 гранам (1,24 г).
[34] Мессия (от др.-евр. машиах — помазанник; в греч. пер. — Христос) — в ряде религиозных учений (прежде всего в иудаизме и христианстве) ниспосланный богом «спаситель», долженствующий уничтожить зло и установить на земле «царство божье» (первонач. церковное название Иисуса Христа как искупителя человеческих грехов).
[35] Маремма — географическая область в итальянской области Тоскана, полоса низменных, ранее заболоченных участков на западном побережье Апеннинского полуострова.
[36] Бл*дь (церк.-слав., устар.) — ложь, обман, пустословие; ересь. Бл*дослов — богохульник, пустослов, обманщик.
[37] Багряница — царская одежда из дорогой ткани багряного, пурпурного цвета.
[38] Триумф — торжественная встреча полководца-победителя и его войска в древнем Риме.
[38] Порфира (греч.) – то же, что багряница.
[40] Мириады — бесчисленное множество.
[41] Эдем — в библейских сказаниях — земной рай, место, где жили Адам и Ева до их «грехопадения».
[42] Прометей — в древнегреческой мифологии титан, защитник людей от произвола богов. По древнейшей версии мифа, Прометей похитил с Олимпа огонь и передал его людям, за что по приказу Зевса был прикован к скале в горах Кавказа и обречён на непрекращающиеся мучения: прилетавший каждый день орёл расклёвывал у Прометея печень, которая вновь отрастала.
[43] И без упрёка на кресте скончаюсь. — Намёк на то, что Христос, как известно, на кресте упрекнул Отца:
«А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Матфея 27:46, параллельное место - Марка 15:34)
Раб-прометеист готов проявить бо́льшую твёрдость духа, чем страдающий Спаситель.
В катакомбах
Посвята шановному
побратимові А. Кримському
Катакомби коло Рима. В крипті, слабо освітленій олійними каганчиками і тонкими восковими свічками, зібралась громадка християн. Єпископ кінчає проповідь слухачам і слухачкам, що стоять побожно, тихо і покірно.
Єпископ
Прославмо ж, браття, господа Христа,
що посадив на небі поруч себе
замученого брата Харіклея.
Хор
На небі слава господу Христу,
що визволяє від земних кайданів,
з гріховної темниці нас виводить
у царство світла вічного.
Диякон
Амінь.
Єпископ
Наш брат був на землі рабом поганським,
тепер він раб господній, більш нічий.
Неофіт-раб
Господній раб? Хіба ж і там раби?
А ти ж казав: нема раба ні пана
у царстві божому!
Єпископ
Се щира правда:
всі рівні перед богом.
Неофіт-раб
І раби?
Єпископ
Раби господні, брате, не забудь.
Сказав Христос: ярмо моє солодке,
тягар мій легкий. Розумієш?
Неофіт-раб
(після тяжкої задуми)
Ні!..
Не можу. Не збагну я сього слова.
Християнка-рабиня
(в раптовому нестямі пророкує)
Уже лежить при дереві сокира!..
«Я посічу його і вергну в пломінь», –
сказав господь!.. Прийди, прийди, прийди,
Ісусе, сине божий! Похилилась
твоя пшениця, – жде вона серпа…
Ох, доки ж, господи?.. Рахіль ридає,
нема її діток…
Безладна мова переходить у несамовитий лемент, інші жінки й собі починають голосити, дехто з чоловіків теж не витримує.
Єпископ
(владним, дужим голосом)
Геть, сатано!
Твоєї влади тут немає!
(Підходить до пророчиці,
що б’ється в корчах, і кладе
їй на голову руку.)
Сестро,
молитва й віра хай тебе рятують
від навождення злого духа.
Жінка помалу затихає під його поглядом і безсило схиляється на руки до товаришок, що піддержують її.
Християнка
(одна з тих, що піддержують
пророчицю. Озивається
несмілим голосом)
Отче,
її дитину вчора пан продав
якомусь грекові з Корінфа…
Єпископ
Вмовкни!
Великий наш апостол заповідав:
«А жінка серед збору хай мовчить».
Пророчицю тим часом виводять. Мовчання.
Неофіт-раб
(підходить до єпископа.
Тремтячим від збентеження,
але розпачливо-зважливим
голосом)
Прости, але я все ж не розумію,
як може буть якесь ярмо солодким,
а щось важкеє легким.
Єпископ
Брате мій,
коли ти сам по волі шию схилиш
в ярмо Христове, солодко се буде
твоїй душі; коли ти самохіть
на себе хрест візьмеш, невже він буде
важким для тебе?
Неофіт-раб
Але нащо маєм
ще самохіть у ярма запрягатись
та двигати хрести по власній волі,
коли вже й так намучила неволя?
Намулили нам ярма та хрести
і шию, й душу, аж терпіть несила!
Я не за тим прийшов до вас у церкву,
щоб ярем та хрестів нових шукати.
Ні, я прийшов сюди шукати волі,
бо сказано ж: ні пана, ні раба.
Єпископ
І сюю волю матимеш ти, брате,
як тільки станеш під ярмо Христове.
Раби господні рівні між собою.
Ти під ярмом шлях світовий пройдеш
і в царство боже ввійдеш, теє царство,
де вже немає пана, окрім бога,
а він же нам отець. Твоя гординя
була б до сатанинської подібна,
якби ти влади господа-отця
не хтів признати над собою.
Неофіт-раб
Отче!
Яка вже там в раба гординя тая!
Нехай і так, нехай отець єдиний
над нами буде, та коли ж настане
те царство боже? Де його шукати?
Один з братів казав: воно на небі,
а другий: на землі…
(Дивиться з запитом
і палким сподіванням.)
Єпископ
Обидва праві.
Неофіт-раб
Де ж на землі є царство боже?
Єпископ
Тут.
Неофіт-раб
У Римі?!
Єпископ
В нашій церкві.
Неофіт-раб
В катакомбах?
Єпископ
Не говори: «ось тут» чи «там воно».
Воно є скрізь, де бог є в людських душах.
Неофіт-раб
Коли ж він буде в душах всіх людей?
Єпископ
Тоді, коли Христос удруге прийде
на землю з неба.
Неофіт-раб
(смутно)
Брат один казав,
що літ аж тисяча минути мусить
від першого до другого пришестя…
Єпископ
Се єресь, брате, бо ніхто не знає
ні дня, ні часу…
Неофіт-раб
(впадає йому в річ
з радісною надією)
Значить, царство боже
настати може в кожен день і час?
Єпископ
Запевне так.
Неофіт-раб замислюється і знов смутніє.
Про що гадаєш, брате?
Неофіт-раб
Я думаю… ось ти сказав, що тут
у нас є царство боже… А чому ж
у нас тут є патриції, плебеї,
ну, і раби?
(Оглядає все зібрання,
декотрі спускають очі в землю.)
Християнин-патрицій
(виступає трохи наперед)
Душа твоя, мій брате,
бентежиться даремне. Я – патрицій,
а він – мій раб,
(показує на старого чоловіка)
але се так для світу,
а перед богом ми брати обоє.
Неофіт-раб
(до старого раба)
Ти раб йому про людське око тільки?
Старий раб
Ні, я служу своєму пану вірно,
не тільки зо страху, а й по сумлінню,
як наказав господь.
Неофіт-раб
Коли ви рівні,
то нащо маєш ти йому служити?
Старий раб
То божа воля, що вродивсь він паном,
а я – рабом.
Неофіт-раб
То, значить, в царстві божім
є раб і пан?
Старий раб мовчить.
Патрицій
Він тут мені не раб,
тут я йому готов умити ноги, –
ми зажили святого тіла й крові
укупі, при однім столі.
Неофіт-раб
(до старого раба)
І дома
так само при однім столі їсте?
Старий раб
Ні, брате, се б зовсім не випадало.
Неофіт-раб
Чому?
Старий раб
Бо так не личить… не подоба…
Єпископ
(до неофіта-раба)
Не спокушай його. Він простий духом,
а царство боже для таких найближче.
Хто терпить все в покорі, той щасливий,
тому однаково: чи пан, чи раб
він буде тут у світі.
Неофіт-раб
Ні, мій отче,
ні, не однаково…
(З поривом.)
Коли б ти бачив,
як плакала моя дитина вчора –
воно ж покірне, тихе немовлятко, –
до вечора без покорму зоставшись:
на оргії прислужувала жінка
і ніколи було забігти в хату
погодувать дитину. А тепер
дитина наша хвора, тільки жінка
не сміє плакати, бо пан не любить
очей заплаканих в рабинь вродливих.
Єпископ
Не треба плакати, хоч би померла
дитина ваша, – їй велике щастя
на небі приготоване.
Неофіт-раб
А панській
малій дитині менше щастя буде,
коли помре невинним немовлятком?
Єпископ
(трохи збентежений)
Невинні всі однакові у бога.
Неофіт-раб
(понуро)
То паненяті вдвоє щастя буде,
раз на землі, а вдруге ще й на небі…
Старий раб
Не заздри, брате, не губи душі,
святої чистоти їй не плями.
Нехай знущається твій пан-поганин
(бо християнин так би не знущався) –
він чистоти в твоїй сім’ї не знищить,
поки у тебе і в жінки душі ясні.
Неофіт-раб
Ой, не печи мене словами, діду!..
Пробач, не знаєш ти… сказати сором…
Е, що там сором для раба!.. Скажу!
Яка там «чистота» і «ясні душі»?
Моя душа гниє, коли я бачу,
як жінка з оргії приходить часом
вином розпалена, з огнем в очах
від сороміцьких співів. Квіти в косах
ще не зов’яли і такі яскраві
супроти бруду в хаті видаються…
Одежу панську жінка поспішає
зміняти на верету рабську швидше,
щоб не каляти в нашій «чистій» хаті,
і я не раз у жінки бачив сльози
в такі хвилини… Звичка до розкошів
уїлась їй у серце, мов іржа, –
без них їй тяжко… Діду, я не міг,
не міг не бить її за тії сльози,
хоч знав, що тим спротивлю їй ще гірше
огидну хату нашу…
Патрицій
Брате мій,
ти напути на нашу віру жінку,
тоді вона вже плакати не буде
по марних світових розкошах.
Неофіт-раб
Пане! –
чи пак у вас тут кажуть «брате», –
знаєш, не зважуся я жінки навертати
на нову віру. Хай вже ліпше плаче
по чистих шатах та по панській хаті,
ніж має плакати по чистоті
душі своєї й тіла. Врятувати
вона однаково себе не може,
та що їй з того, коли буде знати
про гріх і святість. Краще хай не знає.
Єпископ
Хто по неволі согрішив, той чистий.
Неофіт-раб
Та ми, раби, самі не раз не знаєм,
що робим по неволі, що по волі…
Гріх чи не гріх, а мука зостається…
Сказати тяжко… я не знаю сам,
чи то моя, чи панськая дитина,
люблю дитину й часом ненавиджу…
Стара жінка
Гріх ненавидіть, то ж дитя невинне.
(Глянувши на єпископа,
замовкає.)
Єпископ
І жінка часом мудре слово мовить.
Молода, але змарніла, убого вбрана жінка щось шепоче на вухо поважній старій вдові-дияконісі.
Дияконіса
(до єпископа)
Дозволиш говорити, чесний отче?
Єпископ
Кажи, але коротко.
Дияконіса
(вказує на молоду жінку)
Ся сестра
бажає послужити сьому брату.
(Вказує на неофіта-раба.)
Єпископ
Як саме?
Дияконіса
Просить, щоб його жона
приносила дитину їй до хати,
йдучи на панську оргію служити, —
сестра своє годує немовлятко,
то вділить покорму і тій дитинці
та й доглядить до вечора сумлінно.
Єпископ
(до молодої жінки)
Се добре діло перед богом, дочко.
Молода жінка покірливо схиляє голову.
Дияконіса
(до неофіта-раба)
Скажи своїй жоні, нехай приносить
дитя до хати теслі Деодата –
на Форумі Малому він живе –
і доручить сестрі Анціллодеї;
за догляд щирий може бути певна.
Анціллодея
(молода жінка. Тихим
голосом до неофіта-раба)
Зроби мені сю ласку, милий брате!
Неофіт-раб
(зрушений)
Спасибі, сестро!
Патрицій
А до мене прийдеш,
я дам тобі одежі, не нової,
але порядної, з моїх рабинь,
ми з жінкою даєм їм більш ніж треба,
то можуть і твоїй жоні вділити,
коли твій пан не досить їй дає.
Неофіт-раб
(здержано)
Спасибі, пане.
Єпископ
(поправляє)
Брате.
Неофіт-раб
(байдуже)
Хай і так.
Християнин-купець
Казав ти, жінка любить чистоту,
а в хаті бруд. Приходь до мого краму,
я мила дам без грошей, певне, пан ваш
вам жалує його.
Неофіт-раб
(з ледве скритою насмішкою)
Либонь, що так!
Старий диякон
Ти, може, часом голодуєш, брате, –
здебільшого погани зле годують
своїх рабів, – то ти приходь до нас
щотижня на агапи у неділю
(се в нас такі обіди для убогих),
там матимеш поживну добру страву
для тіла і для духа. Бо часами,
як покінчиться вже трапеза вбогих,
приходять і єпископ та найстарші
Христової зажити крові й тіла,
подати нам науку благочестя,
умити ноги браттям. Ти приходь
на дворище до мене. Я олійник,
Агатофілом звуся, коло Термів
моя оселя. Всяк тобі покаже,
де мешкає «отой дивак-багач,
що любить годувати всю голоту».
Се так про мене гомонять погани.
Неофіт-раб
(нічого не відповідає
дияконові і стоїть
який час мовчки,
вхопившись за голову)
До чого я дожився! Лихо тяжке!
Жебрущим дідом замолоду став!..
Кого мені клясти? Чи свого батька,
що за довги продав мене в неволю?
Чи ті довги, чи того багача,
купця на людські душі? Чи той день,
той час, коли на світ я народився?
Єпископ
Нещасний, схаменися! Заспокойся!
Жени від себе геть лихого духа
гордині й розпачу! Смертельний гріх
оці твої прокльони, ще й в годину,
коли тобі брати братерську поміч
так гойно призволяють.
Неофіт-раб
Ой, та поміч!
Вона мені вразила серце вкрай…
Та глянь же ти на сю змарнілу жінку,
(вказує на Анціллодею)
вона ж як тінь. А в мене ж молода,
здоров’ям повна жінка; тільки син мій,
як сирота, за покормом бідує, –
чужій дитині долю заїдати
або вмирати мусить, поки мати
вином і втіхою панів частує.
І я ще маю жебрати одежі
отій своїй з біди гулящій жінці, –
з рабів рабині шмаття назбираю,
бо ніколи рукам здоровим прясти, –
немає часу, бо що день, то свято.
Ти кажеш, гріх клясти й розпачувати,
а се ж не гріх, – голодних об’їдати
і голих обдирати? І кого ж?
Своїх братів, працівників, рабів…
Диякон
У нас дають і вбогі, і заможні.
Неофіт-раб
А, я забув, що можу взяти мила
у брата-крамаря зовсім задурно,
щоб трохи обхаючить рабські злидні,
аби не так уже кололи очі
у царстві божому братам багатим,
а то ще прийде часом брат убогий
на ту агапу раз на тиждень їсти
та розпростре свої брудні верети
на лаві поруч білої туніки
і вишитої тоги.
(До патриція.)
Ти подякуй
свому товаришу за теє мило,
бо, може, прийдеться умити ноги
мені для християнського братання,
то все ж таки вони чистіші будуть,
як я їх дома трошки милом змию,
пожалую ручок патриціанських.
Патрицій спалахує, але стримується і тільки поглядає на єпископа.
Єпископ
(ще тихим, здержаним
голосом, але вже суворо)
Який злий дух тобі обмарив серце?
За віщо ти своїх братів картаєш
їдкими та вразливими словами?
Що ми тобі вчинили, що ти маєш
супроти нас?
Неофіт-раб
Я маю жаль до вас,
великий жаль. Я досі був рабом,
невільником, запроданим в неволю,
забраним силоміць, а ви тепера
ще й жебраком мене зробити хтіли,
щоб я по волі руку простягав
по хліб ласкавий. Ви мені хотіли
поверх ярма гіркого – ще й солодке,
поверх важкого – легке наложити,
і хочете, щоб я ще вам повірив,
немов мені від того стане легше.
Єпископ
Се ми тобі по щирості казали,
по слову божому.
Неофіт-раб
А я не вірю
ні в щирість вашу, ні в такі слова.
Якби ви щиро помогти хотіли –
он маєте на олтарі срібло
і золото – замість отих агап
могли б рабів з неволі викупляти, –
(до патриція)
ти, пане, міг би відпустити й дурно,
а ми б уже самі собі дістали
одежі й хліба.
Єпископ
Хто такі ми,
щоб волю божу одміняти мали,
кому рабом, кому з нас вільним бути?
Про що ти дбаєш? «Не єдиним хлібом
живе людина, але й кожним словом,
що з божих уст виходить».
Неофіт-раб
Ні, їй мало
самого хліба й слів, їй треба волі,
інакше буде нидіти, не жити.
За те ж я маю жаль до вас великий,
що ви мені замість того життя,
обітованого у вічнім царстві божім,
даєте страву, одіж та слова.
Єпископ
Не всі слова однакові, мій брате,
слова господні більш рятують душу,
ніж людські всі діла.
Неофіт-раб
Які ж слова?
«Терпливість і покора» тільки й чув я
від вас сьогодні. Та невже вони
рятують людські душі? Та невже
за них ідуть на хрест, на наглу страту
і на поталу звірам християни?
Єпископ
Вони ідуть за те велике слово,
якого всім словам людським несила
достоту розказати.
Неофіт-раб
Що за слово?
Єпископ
Те слово – бог. Він альфа і омега,
початок і кінець. Ним все настало
і ним усе живе, і більш немає
богів на світі, окрім сього бога,
він є і слово, й сила, і життя.
А всі оті, що звалися богами
в поганськім світі, – ідоли бездушні
або злі духи, слуги князя тьми.
І се за те нас мучать, розпинають,
що ми не хочем ідолам служить
і князя тьми признати нашим богом,
бо ходимо не в темряві, а в світлі.
Неофіт-раб
(палко підхоплює
слова єпископа)
«Бо ходите не в темряві, а в світлі»,
то й скинули терпливість і покору,
як маску міма, геть з свого обличчя,
не хочете служити і коритись
тому, чиєї влади ваші душі
признати більш не можуть, проти кого
боротись вам велить сумління ваше!
Чи так я зрозумів тебе, мій отче?
Єпископ
Так, лиш одно додати мушу я:
ми боремось в терпливості й покорі.
Неофіт-раб
(упалим голосом)
І знов нічого я не розумію:
боротися в покорі. Що се значить?
Єпископ
Ми боремося з духом, не з людьми.
Ми платимо покірно всі податки,
ми кесаря шануємо і владу,
не повстаєм ні словом, ані ділом
супроти них, а тільки князю тьми
ні жертви, ні поклонів не даємо.
Неофіт-раб
А хто ж такі той кесар, тая влада?
Хіба ж вони не слуги слуг того,
кого ви князем темряви назвали?
Єпископ
В той час, як служать ідолам, а в інший –
вони начальники, від бога дані.
Неофіт-раб
Від бога? Від якого?
Єпископ
Бог єдиний
на світі є, бог Слово, бог Любов.
Бог триєдиний, Батько, Син і Дух.
Неофіт-раб
То се він дав і кесаря, і владу
преторіанську та патриціанську,
і владу над рабами багачів?
Єпископ
«Нема на світі влади, окрім тої,
що йде від бога». Бог є цар і пан
над усіма владиками земними,
вони в його руці, і він помститься
над ними за неправду, а не ми.
«Мені належить помста», – каже Вічний.
Неофіт-раб
Коли ж та помста?
Єпископ
Хто збагнути може
шляхи господні?
Неофіт-раб
Може, аж тоді,
як царство боже стане по всім світі,
коли Христос на землю вдруге прийде?
Єпископ
Тоді напевне буде божий суд.
Неофіт-раб
А потім що?
Єпископ
Одна отара буде,
єдиний пастир.
Неофіт-раб
А при нім не буде
помічників, намісників господніх,
ніяких тих начальників над нами?
І вже тоді не будуть більше люди
у думці вільні, а в житті раби?
Єпископ
Не знаю, сього слова нам не дано
від господа Христа й його посланців.
Неофіт-раб
Отак?.. Про мене ж, хай воно й ніколи,
те царство боже, не приходить!
Старий раб
(з невимовним жахом)
Боже!
Рятуй нас від гріха! Що він говорить?
Вся громада християнська гомонить; окремих слів не чутно, але гамір, як хвиля, росте, наповняє крипту і луною розкочується по темних переходах катакомб.
Єпископ
(підіймає руку вгору.
Дужим голосом)
Мир, браття, вам!
(До неофіта-раба.)
Покайся, нечестивий!
візьми назад слова ті необачні,
бо гірш тобі на тому світі буде,
аніж на сьому. Хто на сьому світі
не хоче царства божого вбачати,
той втратить і небесне царство боже
і буде вергнутий в геєну люту,
де пломінь невгасимий, плач і скрегіт
і де робак довіку точить серце.
Неофіт-раб
(палко)
Ні, не покаюсь. Ти, старий, даремне
мене геєною лякаєш. Маю
геєну ту щодня і щогодини,
навколо себе чую плач і скрегіт,
щодня мені робак той точить серце.
То ж він мене привів сюди до вас
шукати правди, волі і надії.
А що я в вас найшов? Слова облудні
і марну мрію про небесне царство
та про царя єдиного в трьох лицях,
що над панами нашими панує,
а їм дає над нами панувати
від першого до другого пришестя,
а може, й далі. Може ж, і по смерті
у тім небеснім вашім царстві божім
довіку буде так, як тут до часу, –
безплотні душі ваші будуть вічно
терпіти і «боротися в покорі».
Сей рабський дух
(на старого раба)
і там служити буде
не тільки зо страху, а й по сумлінню
душі патриціанській можновладній,
сей
(на крамаря)
буде важити добро і зло
і чистоту по часточках вділяти,
сей
(на диякона)
раз на тиждень буде роздавати
духовну страву отакій голоті,
як хоч би й я, а ми вже, злидарі,
стоятимем тихенько та покірно,
немов старці перед багатим паном,
ждучи, який нам знак подасть єпископ,
чи він хоч слово мовити дозволить,
а може, нам звелить співати гімни
єдиному цареві всіх царів
і панові усіх рабів небесних.
Ні, далебі, не знаю, чи не краще
було б мені в самій геєні вічній,
ніж у такому рабстві безнадійнім,
з якого й смерть вже визволить не може.
Єпископ
(що вже скілька раз
намагався перервати
ту мову і стукав патерицею
об землю, гнівним і грізним
голосом покриває слова
неофіта-раба)
Геть, відійди від мене, сине тьми!
Лиши сей збір! Чого сюди прийшов
бентежити святу громаду нашу?
Нащадку злий єхидни, скрийся в нору,
з якої виліз на погибель душам!
Неофіт-раб
Ні, ти мене не смієш проганяти,
бо я сюди прийшов по твому слову,
повіривши обітниці лукавій,
немовби тут знайду любов і спокій,
і вічнеє життя. А ви забрали
остатній спокій і любов остатню
навіки отруїли, і тепер
душа моя вмирає. Я не знав,
що значить гріх, я тільки знав нещастя,
а ви мене навчили, що то гріх
і нечесть перед богом. Я був певний,
що смертю покінчаються всі муки,
а ви мені відкрили ціле пекло
в просторі вічності за гріх найменший.
Так мусите ж ви дати оборону
від безлічі гріхів отих пекельних.
Учили ви мене любити ближніх,
так научіть мене їх боронити,
а не дивитись, опустивши руки,
як в рабстві тяжкім браття погибають.
Все ваше милосердя, наче латка
на ветоші злиденного життя,
і тільки гірше злидні виявляє.
Чи молоко чужої жінки дасть
моїй дитині ніжність материнську?
Чи верне чиста одіж чистоту
моїй щодня плямованій дружині?
Чи я забуду серед ваших зборів
мою сумну, зганьбовану оселю?
Не хліба хочу я, не слова прагну, –
любові чистої без плям бажаю,
без заздрощів, без сумнівів нечистих,
до ясної надії пориваюсь,
що я хоч здалека побачу волю,
що хоч мій син, онук, найдальший правнук
такого часу діжде, як і слово,
ганебне слово «раб» із світу зникне;
жадаю віри в ту святую силу,
що розум просвітить у найтемніших
і всіх людей збере в громаду вільну
без пастиря-дозорця і без пана,
а не в отару з пастухом свавільним
та з лютими собаками, тремтячу
від голосу вовків, левів, шакалів,
гієн, лисиць і всякого хижацтва.
Не я один духовну спрагу маю,
не я один так серцем голодую,
багато нас таких. Мені казав
один товариш-раб, що десь над Тібром,
як перейти отруєну Маремму,
є табор потайний рабів-повстанців.
Утомлені своїм довічним рабством,
вони гадають розірвати пута
і скинути ярмо з своєї шиї.
Патрицій
Ти думаєш, вони надовго скинуть?
Неофіт-раб
Хоч би на мить, і то вже варто труду!
Я сподівався на довічну волю
в громаді вашій, але ви й на мить
«солодкого ярма» не здатні скинуть.
Так чи не краще залишити мрії
про вічне і піти на часове,
замість агап на оргію криваву?
Патрицій
Скажи – на хрест і на ганебну страту.
Неофіт-раб
Ей, християнине, з якого часу
у вас ганебною зоветься страта?
Невже се ви жахаєте хрестом?
Адже Месія ваш не посоромивсь
укупі з розбишаками конати
на тім хресті.
Єпископ
Він освятив хреста,
а не розбійники. Він врятував їх,
а не вони його.
Неофіт-раб
Овва! Невже?
А може б, він не царював на небі,
не панував над душами людськими,
якби не проливалась тая кров
розбійників, повстанців, непокірних
на пострах всім рабам і «простим духом»,
бо, може, «терпеливість і покора»
давно б полинули з землі на безвість,
якби мара прибитих на хрестах
кривавих розбишак нас не лякала
погрозою даремного сконання.
Молодий християнин
Терплячих і покірних не лякає
смерть на хресті за того, хто прийняв
за всіх нас муки хресні.
Неофіт-раб
Так на те
він їх прийняв, щоб ми їх знов приймали?
То де ж він, той рятунок, в чім той викуп
гріхів усього світу, як ізнов
щодня криваві викупи даються?
Єпископ
Той викуп там, на небі. Наше царство
не сього світу. Хай тіла вмирають,
аби повік жили блаженні душі.
Христос віддав і плоть, і кров свою
в поживу вірним, а такі ледачі
раби лукаві, як ось ти, марнують
святий той дар, і він даремне гине.
Неофіт-раб
А мало нас погинуло даремне,
кривавих жертв усім богам неправим,
та гине й досі за того царя,
що, кажеш ти, на рабство осудив нас?
Хто зміряв шлях, обставлений хрестами,
що ми, раби, одвіку перейшли?
Хто зважив кров, що досі ще не впала
на голову катів, а все тяжить
на дітях тих замучених героїв?
По тій крові, немов по багряниці,
простеленій для кесарських тріумфів,
пройшла богів фаланга незчисленна
з землі на небо. Доки буде слатись
під ноги їм, тиранам безтілесним,
богам безкровним, неживим примарам
живої крові дорога порфіра?
Своєї крові я не дам ні краплі
за кров Христову. Якщо тільки правда,
що він є бог, нехай хоч раз проллється
даремне божа кров і за людей.
Мені дарма, чи бог один на небі,
чи три, чи триста, хоч і міріади.
За жодного не хочу помирать:
ні за царя в незнаному едемі,
ні за тиранів на горі Олімпі,
нікому з них не буду я рабом,
доволі з мене рабства на сім світі!
Я честь віддам титану Прометею,
що не творив своїх людей рабами,
що просвітив не словом, а вогнем,
боровся не в покорі, а завзято,
і мучився не три дні, а без ліку,
та не назвав свого тирана батьком,
а деспотом всесвітнім, і прокляв,
віщуючи усім богам погибель.
Я вслід його піду. Коли загину,
то не за нього – він не хоче жертви, –
але за те, за що і він страждав.
Нехай нікого хрест мій не лякає,
бо як почую я в своєму серці
святий вогонь і хоч на час, на мить
здолаю жити не рабом злиденним,
а вільним, непідвладним, богорівним,
то я щасливим і на смерть піду,
і без докору на хресті сконаю.
Анціллодея раптом заходиться невтримливим риданням.
Неофіт-раб
(лагідно)
Чого ти, сестро? Що тебе вразило?
Чи я тебе образив прикрим словом?
Повір мені, я не хотів того.
Анціллодея
Ні, брате… не образив… тільки… шкода…
Та жаль мені тебе… загинеш, певне…
Єпископ
Не плач. Лукавий раб – не вартий сліз.
Він поклонився духом Прометею,
а той єсть сатана, одвічний змій,
що спокусив на гріх і непокірність.
Нема сьому рабові ні рятунку,
ні прощі. Він занапастив себе.
Покиньмо нечестивця, одсахнімось,
ходім од зла і сотворімо благо.
Неофіт-раб
А я піду за волю проти рабства,
я виступлю за правду проти вас!
Вся громада рушає з свічками в руках. Єпископ попереду. Неофіт-раб іде сам окремо другим переходом в інший бік.
4.10.1905