А ты спи-усни, моё сердце, давай-ка, иди ровнее, прохожих не
окликай. Не толкай меня что есть силы, не отвлекай, ты давай
к хорошему привыкай. И если что-то в тебе жило, а теперь вот
ноет – оно пускай; где теперь маленький мальчик Мук, как там
маленький мальчик Кай – то уже совсем не твои дела.
Ай как раньше да всё алмазы слетали с губ, ты всё делало скокпоскок; а теперь язык стал неповоротлив, тяжёл и скуп, словно
состоит из железных скоб. И на месте сердца узи видит полый куб,
и кромешную тишину слышит стетоскоп. Мук теперь падишах,
Каю девочка первенца родила.
Мы-то раньше тонули, плавились в этом хмеле, росли любовными
сомелье; всё могли, всем кругом прекословить смели, так хорошо
хохотать умели, что было слышно за двадцать лье; певчие дети,
все закадычные пустомели, мели-емели, в густом загаре, в одном
белье – и засели в гнилье, и зеваем – аж шире рта.
И никто не узнает, как всё это шкворчит и вьется внутри, ужом
на сковороде. Рвётся указательным по витрине, да зубочисткой по
барной стойке, не важно, вилами по воде; рассыпается корианд
ром, пшеничным, тминным зерном в ворде, —
Мук, как водится, весь в труде, Кай давно не верит подобной
белиберде. У тебя в электрокардиограмме одна сплошная,
Да, разделительная черта.
16 ноября 2007 года