Карлсон к Малышу спустился с крыши,
Выключил пропеллер и присел.
Видит, а Малыш-то еле дышит,
Видимо, варенья переел.
«Я подрос, - сказал Малыш, - немного,
Одежонка стала мне мала,
То артрит проклятый вступит в ногу,
То уедет на ухо скула,
Вся посуда в кухне перебита,
В ванной кран сорвался с кипятком,
Потолок давно течёт, как сито,
Невозможно спать под потолком!»
Он махнул рукой и шмыгнул носом,
Покосился на входную дверь,
Где стояла фрёкен Бок с подносом:
«Даже в парк не выбраться теперь!
Только до сортира и обратно,
Я живу, как в клетке, словно мышь,
А ведь куролесил прежде знатно,
Поднимался к небу выше крыш!
В волосах моих живут постены,
А в мозгу свербит одна мысля, -
Если вдруг нагрянут перемены,
И куда мне деться опосля?»
Карлсон крякнул и завёл моторчик:
«Ты и был дурным, а стал дурней.
Съешь скорей с подноса фрёкен пончик
И не думай о судьбе своей.
Мы не вечны, все умрём когда-то,
А тебя придушат, как клопа,
Урфин Джуса бравые солдаты
Или за окошком гольтепа!»
Карлсон влез на подоконник лихо,
Оттолкнулся пятками и взмыл…
А Малыш ему вослед шутиху
С рожицей забавной запустил
И смеялся тихо и довольно,
Мол, какой ни есть, а всё ж меня
Слушают, ведь это же не больно,
Мышь, к тому же, птицам не родня:
Прогрызёт легко в стене лазейку,
Выскользнет из тёмного угла
И обманет вновь судьбу-копейку,
Как до сей поры она смогла!
"Пусть меня клянут за мой французский,
За квартиру, что годна в утиль,
Да, зато фигурою я узкий
И играю стильный водевиль.
Нравится кому-то, иль не очень,
Всё своё всегда ношу с собой.
И пускай соседи лясы точат,-
На меня с утра до ночи дрочат
Те, кто горд духовной нищетой!"