– Чих!
– Расти большущей, лапа!
(Вот ладони, вот – глаза.)
Я расту.
Расту всё, папа.
Над собой. И – в небеса.
Я уже до самой крыши.
(Тише! Птаху не спугни.
Она здесь, бывает, дышит:
ловит рифмы и огни).
Я уже не леворука –
рукокрыла, –
и скорблю:
мне стремянка к крыше – буквы,
на тире – себя ловлю.
Я ловлю себя на блёсны,
чтоб к тебе не улететь.
Обнимая стан березы
на пустующем холсте
(зачеркнув дешёвой прозой
все, что смела захотеть):
там кого-то не хватает.
Впрочем, что там: всех почти.
Я расту. И скоро память
буду мочь перерасти;
доставать себя из лужи
(для удобства срезав хвост:
он все реже;
явь всё уже,
а болото лужи туже,
сил всё хуже..
Как ты нужен!
Больше только Сам Христос);
дорасти рукой до ночи,
прорасти и луч схватить:
всех растущих безотцовщин
мира разом осветить
(я уже до Андромеды;
до Созвездья Гончих Псов!).
Мне земной покой неведом,
на покоях с ним засов.
Рыщут бесы, рулит тленность.
Слава Богу, хорошо..
Просто двадцать лет хотелось,
чтобы ты ко мне дошел.
Дорастив до края неба
искры звёзд счастливых глаз.
Ты ещё тогда там не был,
и иначе б ждали нас:
может, вел меня на постриг
в край довыросших невест..
И тебе хватало б прозы.
А в Раю – хватило б мест.
Тридцать лет не видя – слушать.
...И расти, расти, расти.
До Дождя,
который тушит
Ад несказанных "прости"
15.02
Не праздничное, но такое родилось. Со Сретением Господним!
Однажды все всех встретят..