Аромат розового масла в неподвижном воздухе жаркого весеннего полдня витал и заполнял собою всю видимую вселенную. Прокуратору Иудеи Понтию Пилату, властной и безжалостной тени римского Кесаря Тиберия, впервые было страшно. Ни на одной мраморной ступени власти, которые он одолел, проливая кровь и врагов и боевых соратников, чтобы по иронии судьбы оказаться в ненавистном ему забытом Юпитером Иерусалиме, никогда ещё его не настигал этот негромкий голос, задающий один и тот же вопрос, — и ты Его предаёшь на смерть?
— Его? — возмущённо протестовал прокуратор, — его, этого грязного и сумасшедшего иудея? Да никогда луч Юпитера не коснётся его жалкой плоти! Сейчас же велю гнать его прочь в пустыню за стены города.
— Как же ты это сделаешь? Ни Его ни меня тебе не изгнать вовне, как и не избавиться от очищающего аромата – ипостаси Его Света, Его Вселенной. Почитаемый тобой и твоим кесарем Юпитер, одна из планет на Его небосклоне. Так ты осудишь Его, Вседержителя, на смерть?
— Нет, нет… нет! Отрекаюсь! слагаю всю власть, умываю руки… прощения и милости прошу! — беззвучно шевелил пересохшими губами Пилат, капли испарины выступили на лбу и стали медленно стекать по бледному местами ещё багровому лицу, обжигая глаза невыносимой горечью.
— Подними на меня взгляд свой, прокуратор Рима, — мягкий, но сильный звук человеческого голоса удержал от падения малую вселенную и осенил прохладой жар весеннего полдня. — Не в твоей власти судить и миловать, но Я Сам отдаю Себя суду несправедливому. Делай, что должно, ибо и тебя Я привёл сюда. Объяви миру Мою волю!
Истерзанный, раздавленный муками совести, дотоле крепко молчавшей в глубине жестокого сердца рубаки и царедворца, и воскрешённый к жизни для новых мук и подвигов обретения счастья, Понтий Пилат прокуратор Иудеи утвердил смертный приговор, не в силах оторвать взор от сияния Истины.
16.02.2024