Палисадники, купчихи и арбузы...
Чашки чая, очень ласковые кошки...
Как сады цветасты шали-юбки-блузы.
И гераней ярких шапки на окошке.
Все упитанны и просто толстопузы.
Есть – немного и прилично – шуры-муры.
Разноцветны все деревья с облаками.
Леденцово-булко-пряничны фактуры.
Соревнуются с воздушными шарами
По округлости дородные фигуры.
Но обжорства нет – нет явственного буйства
Нет вина, царят в застольи самовары.
Нет угрюмости, ехидства, нет безумства,
Только славные здесь бары-растабары.
На столах и за столами – жить искусство.
Как конфеточки карминовые губки.
Брови, радуги и упряжнЫе дуги,
Купола, пригорки, зонтики и юбки –
Повторяются рефреном полукруги.
Жизнелюбцы сплошь да жизнелюбки,
Словно сдоба, все и пышны, и румяны.
Нет унылых, бедных, сирых, злобных, пьяных
Нет и дЕньгами наполненных карманов.
Есть достоинство и гордость (не гордыня).
На полотнах этих присно и поныне.
Аппетитны крендельки и телеса.
За картинами не видно боль и немощь.
Для художника они совсем не тема.
Только нежность, радость жизни и краса,
И весёлые цветные небеса.
Гробовщик без дел, газету изучает.
Умирать – так это хлопотно и скучно.
Лучше с бубликами выпить чашку чая
И гармошку распахнуть, да выдать звучно
Песню, всех в просторах этих восхищая.
Нет спин согнутых на улицах и в рощах.
Нет изысканных (почти), нет здесь и тощих,
Только на бульварах в городе Париже.
Ну а ежели смотреть на то, что ближе,
Всё, конечно, здесь уютнее и проще.
Нет сомнений, нет открытий, нет метаний.
Только Пушкин, вроде, сумрачен немного.
Может сумрак поразвеют Мити-Тани,
Перестанет звать его не та дорога.
Всё зависит здесь от цветосочетаний.
Всё оплачено по вечному тарифу.
Нараспашку шуба и душа.
Незачем искать другую рифму –
Эта жизнь, бесспорно, хороша!
Здесь ли милый и уютный русский рай?
Пригласит ли кто меня туда на чай...