Ромео:
О, та, что учит факелы гореть!
И кажется, висит щекой ночи,
как изумруд у эфиопа ночь,
и в мочке прелесть для земли. Молчи.
И стайкающийся из голубей,
вороньей стаей молодежный снег.
Прошла пора, я буду здесь за ней
идти пока не даст рок руку мне.
Где было сердце? Знало ли любви
такой прелестной как огни в ночи?
Тибальт:
По голосу, наверно, Монтекки.
Рапиру срочно, мальчик! Раб посмел
явиться с рожей из античных тел,
презреньем омрачая торжество?
Клянусь я честью родичей своих,
я заколю его и грех не слишком лих.
Капулетти:
Братишка, тише, шторм накрыл лицо?
Тибальт:
Дядя, Монтекки кровный враг нам.
Злодей явился вот сюда назло
презреньем омрачить нам торжество.
Капулетти:
Юный Ромео?
Тибальт:
Да, Ромео враг.
Капулетти:
Остынь, мой козлик. Отпусти его.
Он благородный, знатный господин.
Верона восхваляет честь его.
Быть добродетельным, закон един.
Богатый город и богатства рать
не позволяют в доме унижать.
Поэтому терпение, забудь
и уважай желание мое
отбросив хмурый взгляд, и то копье
застолью неприличное твое.
Тибальт:
Хорош начальник, но злодей в гостях.
Не потерплю.
Капулетти:
Потерпишь, я сказал.
Что, раскрасавец? Я сказал оставь.
Кто здесь хозяин? Я сказал оставь.
Ты не способен? Исцелит твой нрав
моя рука, а будет буйный бунт
кулисы разорву и весь триумф!
Тибальт:
Ой, дядя, жалость.
Капулетти:
Ну прощай, прощай,
мой дерзкий мальчик, ласку обещай.
Тебе сей трюк способен навредить.
Ну не перечь же, надо бы женить
тебя на воле сердца, юный хлыщ,
потише – света больше! Больше пищ
для сердца вместо темных пепелищ.
Тибальт:
Терпеньем принудительным явлю
я дрожь, и плоти гомон я сломлю.
И я уйду, но этот вот набег
всем станет как кровавый, алый снег.
Уходит…
Ромео (взяв за руку Джульетту):
Я недостоин нежности твоей,
моя рука ласкает храм святой.
Но губы пилигримы красных дум
идут к тебе за тем, что есть покой.
Джульетта:
Мой добрый странник, ты сплошной конфуз,
староманерный отпуская жест.
Святые не без рук, я улыбнусь
и поцелуем прикоснусь к тебе.