УНОСИМЫЕ ПОТОКОМ
Я люблю читать старые газеты: мне нравится разбирать их чуть пожелтевшие стопки, трогать их листы, ломкие, бедные на свинцовую краску, болезненные и оттого, странным образом, особенно вещные и живые. Так в больном человеке больше жизни, чем в здоровом, потому что он больше занят своим телом, о котором совсем не думал, пока оно не стало напоминать о себе; мне нравится перелистывать старые газеты, давать себе соскользнуть, как в стоячую воду, в злобу дня, давно отошедшую, смехотворно, впустую напористую и оттого галлюциногенную; я люблю читать их, как сказки, не потому, что все в них придумано, но потому, что миг их свежести так эфемерен, будто его вовсе и не было. Я читаю старые газеты с удовольствием, только вот в нем нет ни на гран чарующих воспоминаний или умильного любования прошлым; это удовольствие не трогательно-нежное, а скорее злое, с оттенком сарказма и даже мазохизма. Я люблю читать старые газеты не потому, что нахожу в них бесценные хранилища жизни исполнившейся, завершенной (вот слово, которому до идеала недостает замены приставки «за» на «со»), — а, напротив, потому, что из них явствует ничтожная цена тех или иных событий, незначительность происшествий, которые казались определяющими и захватывающими — когда-то.
Передо мной ворох французских и итальянских газет десятилетней давности, впечатление несколько устрашающее, и мне не удержаться от иронических «заметок на полях». Вот кинозвезды, фавориты судьбы, на целые страницы растягивают рты в улыбке, с тех пор подправленной протезами, являя воочию свой колоссальный успех, который канул в небытие за какое-нибудь десятилетие; главы государств, уничтоженные ритмично карающим архангелом выборов и погруженные ныне в самое демократическое забвение, делают заявления с позиции силы и с упоением кружат на карусели власти; моды, съехавшие с тех пор в нелепость, эпатируют сногсшибательными новинками и кричащими соблазнами, не зацепляя вечность; модные авторы, успевшие с тех пор потонуть в водопаде печатной продукции и чехарде амбиций, излагают нововведения, претендующие на революционность и на признание потомства; войны, о которых мы едва помним; землетрясения, которые давно погасли в нашей памяти; спортивные победы, которые вызывали у нас восторг, а сейчас кажутся самыми заурядными; проявления героизма, которые нас потрясали, а теперь оставляют равнодушными. Событие дня, человек дня! Дня с давно пересохшими соками: ни прелесть смакования молодого плода, ни хмельное гниение падалицы…
За всеми этими историями и репортажами, фантомными в силу своей быстротечности, проступает грандиозный, как песнь Экклезиаста, образ некоего потока, катящего по своему вечному руслу, без жалости и без устали, страдания, амбиции, счастья, идеи, власть, триумфы, чины и звания, тиранию, любовь, тщеславие, богатство, ненависть, унижение, достоинство, привилегии… Мне нравится читать старые газеты.