Писать и снова всё зачёркивать,
растёт исписанная стопка
листков помятых. Тонкой коркою
ледок затягивает робко
в блестящих лужах отражение
луны, растущей в чёрном небе.
Не знаю, может, я блаженная,
но – это таяние снега,
но – эти пики льда, повисшие
с окрестных крыш, и их сияние,
стекающее в снег под вишнями,
как жизни вешнее вливание.
Но – это тихое движение,
за каплей капля, но – к весне же!
И воскрешенье, возрождение,
сквозь ноздреватый, рыхлый, снежный
Февральский вечер в поздних сумерках
и запах сырости весенней,
и взрыв до слёз неописуемых
эмоций – страсти, откровений…
В такие дни всё легче пишется,
лишь стоит выйти оглядеться –
туман колышется расплывшийся –
декором сказочного действа,
Луна, почти что идеальная,
вот-вот – и станет полным кругом.
И лист, как простыня крахмальная,
ложится под перо упруго.
Он впитывает слово радостно,
и слёзы, вздохи и отчаянность,
И каждый слог тогда оправданный,
а всё, что было – не случайное.