Все, что осталось за каноном
Известном публике в веках
Не в стол писалось без резона
В осенних карантинных днях.
Почти две сотни лет минуло
И скупщик древностей -акула,
Который в Наше Все влюблен
( мы обойдемся без имен)
Влюблен был и в кулинарию,
Цензуру царскую он клял,
Главу пропавшую искал,
Исколесив мир и Россию
И в Эфиопии далекой
Напился как то ненароком
За барной стойкой водки шаты
Глотал, как парацетамол-:
«До неприличия богатым
Быть стыдно» бормотал, об пол
Очередную рюмку в крошку
Разбив , кричал» хочу окрошки»
И тут внезапно вздохом женским
Его накрыло, и в глаза
Шагнула редкая краса-:
« Прошу! Окрошки деревенской
Отведайте из рук моих,
Нам хватит миски на двоих»
Рецепт то чей? Откройте тайну
И я умру у Ваших ног,
Мой ангел нежный, не случайно ,
Я б лучше выдумать не мог,
Вы мне явились, Нетатьяна,
И героиней из романа…
И тут она сказала « этот
Рецепт старинный предок мой
Писал недрогнувшей рукой,
Презревши узколобье света,
Азартный был, хотел Дюма
Затмить в кулинарии. Мда
Но свора фурцевых стонала,
Слюной тягучей изойдя -
Главу зарезали кинжалом
Цензуры, бедное дитя,
И так хотелось дать им сдачи,
Но, как сейчас, февраль маячил
И лучших уносил в могилу,
И было вовсе не до яств,
И нет от подлости лекарств…
«Еще окрошки, гость мой милый?»
И он, качая головой,
ответил « Нет, летим домой»
«Как плавно расплетает ножки»
Молниеносит в голове.
« Уступишь место у окошка?»
Конечно…
Вот мы и в Москве.
На Патриках скамейка ждет.
Присядем, я разину рот
И под лампадой фонаря
Узнаю, что не фраер бог,
Что не горят как сена стог,
Да, рукописи не горят
Во временах и тех, и этих
Талант сильнее зла на свете
Надрежь крест накрест кожу фиги,
Освободив от гнета плоть,
А сверху козий сыр интригой
Уж истекает и ломоть
Ржаной, хрустящий поджидает
Пока в печи огонь ласкает
Припухшую от жара мякоть,
И предвкушением томим
Оливы девственный отжим.
Гурман, попробуй не заплакать,
Отведав райский плод впервые
В суровом климате России
Мой шерлок холмс с глазами лани,
Погладив пальчиками лист,
Резной шкатулке в чемодане
Трезор вернула, ветра хлыст
Снежинок стаю высек злобно
И черныйчерный, супермодный
С брегов империи античной
И черни недоступный плод,
Мой от Бриони коверкот,
Седел на пятачке столичном,
Как чернобурая лиса
С Кузнецкого, mon Dieu, моста
Такие нынче денди, детка,
Но стиль не купишь, не пропьешь,
А есть, скажи, рецепт котлетки
Бараньей? Наточу я нож
Шестого чувства, есть?! Спасибо,
О, россыпь специй из Магриба,
Сухая мята и сумак
Сводить с ума язык мастак
И мы с тобой, как два бербера
Друг другу с пальцев слижем сок,
Поставим джезву на песок
И закипим, забыв манеры
О чем еще писал наш Гений,
Задиристый певец колен?
Поклонник острых ощущений
Но, удивительно, не член
Союза писарей однако,
А как умел писать, собака!
И в императорской тусовке
Прекрасный пол, хоть ростом мал,
Не только словом чаровал,
И музу гладил по головке,
Как сей рассказчик неумелый,
Склонившись над бумагой белой
Нам репы паренной не надо,
Здоровой пищи книга - вот,
Коммунистическому стаду
Неважно чем наполнить рот,
Но предок твой не той породы,
Шабли не разбавлял он содой,
Любил известную вдову,
Любил живых норманнских устриц
За створки взять и сбрызнуть густо
Лимоном , поднести к губам
Чуть приоткрытым милых дам
Мечта о скрытых створках вкупе,
Смотри, рисунок на полях
Листа, поверь, я тоже группи
Ракушек, открываю сам
Как Наше Все, забыв закуску,
Пусть это не совсем по русски,
Но тайну этой рецептуры
Не разглашу, пардон, пардон,
Здесь честь поставлена на кон,
Секреты матушки- натуры
Откроет каждый для себя,
Иначе черт возьмет меня