Что же ты испытал,
как стихло твое ворчанье?
«Гамлета» не читал,
а думал, что там – молчанье,
мрак, пустота, ничто. Мучила б неизвестность,
легче бы отряхнул прах свой, смахнул телесность.
Разум твой, слеп и глух,
теплился еле-еле.
Вспыхнувший свет потух.
Ангелы не запели.
Замер и угодил в омут астральной шутки –
странничать по углам, маяться в промежутке…
Будто комок земли
и не летел в ту яму:
бродишь ли, дремлешь ли, –
грёзой изводишь маму.
Бредит она во сне, а только глаза разлепит, –
«Тут он сейчас стоял», – слышно старушкин лепет.
До смерти нас любил,
а с мыслью о ней не сладил.
Ох и напорист был –
всех женихов отвадил!
Терпко теперь вдову нежат твои мытарства –
будишь толчками в бок, дескать, прими лекарства.
Чем горячее пыл
кровушки, тем бездонней
прорва зловещих сил
жизни потусторонней.
Демоны полусна наглы, что оккупанты,
их разгоняя, сам снова то здесь, то там ты.
Вспять продирая тьму
(будь же она неладна),
призрак, назло всему,
к прошлому тянет жадно
руки, которых нет – так частотой повторов
ты, как домашний дух, вид обретаешь, норов.
Знак подаёшь: конца
бесконечно зиянье.
То прозрачность лица,
то седины сиянье…
В памороках, вовне ль скорбная тень витает?
Зыблется образ твой и многолико тает.
Холодно лития
Вечную Память тянет.
Тайна небытия
промельком в бездну канет.
Вижу, что не уснуть маме, ни так, ни эдак –
мучит во сне кошмар и посещает предок.
Вновь за окном пурга.
Как оно на кладбище?
Старая ты карга,
жнёшь и метёшь, и днища
нету твоим костям – волка умнёшь, овечку.
Батюшка отпоёт, ветер задует свечку…
Гол меж крестами куст,
гнётся, убит тоскою.
Шепчет Сорокоуст
имя твоё мирское,
перлом достав со дна, выбрав из легиона…
Смерть голодна, но жив в чреве кита Иона.
Зрим, осязаем он –
кой из видений ужин?
Впрочем, Фламмарион
маме тоже не нужен.
Нет чтобы с глаз долой – поздно срывать повязку.
Радостней наяву помнить живую сказку.
Чтоб не сказать про всех –
свойством души стремиться
к встрече на небесех
тело может томиться.
Притча о голубках, жили что не тужили,
гибели вещий страх вдолгую отложили.
Словно не всласть коту
слопать их векованье.
Вижу их суету,
слышу их воркованье.
Зимняя, отступлю к майскому изначалью –
давний тот ветерок так и обдаст печалью.
Время проливнем льёт –
боль отошла и баста!
Пью всю ночь напролёт
слово Экклезиаста.
Не полегчало, нет. Слеп Уроборос, други.
Вечность хранит секрет, не расходясь на круги…
Февраль 2024