Битых полчаса кружу по магазину, а в тележке, как говорится, «шиш, да не шиша».
Не нравится… не надо… не хочу… Понимая, что сегодняшний мой поход в магазин — пустая трата времени, направляюсь к выходу.
Тоненький детский голосок, за моей спиной заставляет замереть и прислушаться к диалогу.
- Папа, купи мне сырок.
- Денег сегодня нет. Завтра куплю. — бубнит низкий мужской голос.
- Папа, ты мне вчера обещал... — продолжает канючит малыш.
- Я сказал — денег нет! — грубо обрывает мальчика отец, и я, невольно, оглядываюсь. Взгляд сразу же падает на корзину в руках мужчины: булка хлеба, пакет молока, пара литровых пластиковых бутылок пива и пакетик какой-то сушеной рыбки.
Что-то внутри меня начинает клокотать и моя рука срабатывает раньше разума — захватываю в горсть творожные сырки с полки и бросаю их в корзину мужчине.
Моё зрение мгновенно становится объёмным. Я вижу одновременно: лучащееся счастьем лицо мальчика, четыре сырка в их корзине, наливающиеся кровью глаза мужчины.
- Не суйся не в своё дело, — угрожает мне его взгляд, а рука тянется в корзину, чтобы бросить эти несчастные сырки обратно.
- Только попробуй! — взглядом останавливаю я его, подтягивая тележку, ставя её как баррикаду между нами и становясь у него на пути.
- Уйди, зашибу! — читаю по его глазам, из которых буквально сыплются искры.
- Попробуй… — про себя усмехаюсь я, мгновенно превращаясь в страшного, дикого зверя.
Мужчина выше меня на целую голову, моложе и конечно же сильнее. Но мне ни капли не страшно. Между нами пара шагов и тележка. Я напрягаюсь, впиваюсь взглядом в его глаза и делаю еще один маленький шажок, ближе к нему. Готовая бить его — этой тележкой, руками, ногами, рвать зубами, если уж дойдёт до этого.
И вдруг чувствую, как градус напряжения резко падает.
Мужчина отводит взгляд, хватает за руку ребёнка и торопится к кассам. В корзине победно поблёскивают этикетками четыре творожных сырка.
Еще не остывшая от схватки, я иду за ними — след в след.
- Папа, можно я съем сырок? — слышу уже знакомый голосок.
- Нельзя. Мы еще не заплатили. А то вон — тётя будет ругаться. — В голосе отца ни граммы агрессии. Нормальный человеческий голос.
- Тётя не будет ругаться, — улыбаясь, вступает в диалог кассирша. — Дайте, пусть съест. Вы только обёртку не выбрасывайте, чтобы я пробила…
«Ты не права, — отчитывает меня мой внутренний голос. — Это чужие люди… Ты не имеешь право вмешиваться в чужую жизнь...»
Я его почти не слышу. Просто иду по улице, думая о чём-то своём...