День уходит, закрыв глаза,
за собой закрывая двери.
Вечр заходит в окна, в дома
и меняет на стенах обои.
Изменяет оттенки реки,
тихоходной водной стихии.
И лениво течёт сон-вода,
пенка пенится, ленится пена…
Цвета папоротника волна,
цвета «Паприка» лунное око.
Еле дышит волна, не волна,
незаметно её волнение.
Широка палитра среды,
восхищает своей сложной гаммой.
От «Мурена» до «Капри» цвета,
от сребристого до «Ривьера»…
От лазурного тона гладь – глядь:
и до сини, сини, синь-сини.
От пыльцового колера рябь
и до плотного хрома инжира.
Вечер входит в свои права
и играется с тёмным муаром.
Но палитра игры не права,
затемняет стен белый мрамор…
Цвета «Рислинг», серой была
территория сонного плена.
Цвета синьки, синей была,
стала цвета «Авантюрина».
Антрацитово-жадный рот мглы
жадно пил лекарство-пространство.
Ночь зевала, зевала в тиши,
проглотила ночь всё «снотворство».
Не глоталась только она,
не глоталась косточка-лУна.
Не съедалась лУна, лунА,
Луна алая цвета «Маджента».
Ночь Малевича – чёрный квадрат,
на котором – красная точка.
Поправлял художник свой холст,
поправлял фон ...фантом Казимира…
Наносил на фон букву «О»,
в цвет «Массака» пиксель-пятно.
И выпукливалось оно,
словно глаз или око ночное.
Любопытно смотрело, смотрело
за пределы небесной холстины.
Цвета «Паприка» лунное Око
выпирало из фона-картины.
Сон вода, сон-вода, сон-вода,
сон-река дремала, дремала.
Сон-трава, сон-трава, сон-трава
под гипнозом Луны засыпала...
Уходил день, снимая крыла,
закрывая бледные веки.
Вечр вползал во все окна, дома,
заползал в парки вялые, скверы.
02.03.24.