• Мне никогда не хватало храбрости сотворять других людей, хотя я думаю, что я вполне писатель и справилась бы. Ни рожать, хотя я женщина. Мне всегда казалось, что меня самой мне более, чем достаточно, и что мне целой жизни не хватит на изучение одной себя. И тогда -- какой смысл терять время на то, чтобы производить на свет других, которых я бы просто не успела понять. Мою лирику, мое одиночество, по крайней мере, не обвинят в том, что они прибавили миру непостижимости.
• Первобытные народы никогда не были уверены, что за зимой последует весна; опыт предыдущих лет ничего не значил, поскольку самоуправство богов могло повернуть все по-своему. Когда под Новый год ходишь в легком плаще, а на лето приходится горячий чай и насморк, начинаешь задумываться, не слишком ли мы уверены в себе и в совершенном, не допускающем погрешности, механизме природы.
• Гулкое дыхание неба из-под завала звезд -- цикады существуют, чтобы выразить усилие хаоса быть красивым.
• Рассматривать все -- настоящее и даже будущее -- как прошлое, в котором ничего нельзя изменить и которое обладает ностальгическим очарованием навсегда застывших вещей; рассматривать все -- настоящее и даже прошлое -- как будущее, с ощущением непредсказуемости и неопределенности, всегда сопутствующим тому, что не только еще не произошло, но и неизвестно, произойдет ли; рассматривать все -- прошлое и даже будущее -- как настоящее, которое изживаешь так, как оно есть, смакуя абсолютно необратимую минуту, -- вот три способа существовать в мире, больше того, вот три мира, существующие параллельно и друг другу противолежащие, хотя образованы они из одних и тех же элементов и порядок событий в них неизменен.
• Если бы я принадлежала к большому народу, насадившему всюду свои ценности и с чертами, известными всем, интересно, занимала бы меня так же сильно судьба моего народа, с такой же заботой я склонялась бы над его жребием?
• Нежность, как и нервы, как и страдание, может надоесть. Счастье, неконвертируемое в дело, не превращенное во что-то, счастье в чистом виде, невоплощенное, утомительно и даже ядоносно. У понятия {{медовый месяц}} нет множественного числа не потому, что зло мира и тяготы жизни не дают ему продлиться, а потому, что внутренние ресурсы счастья ограничены и, при его избытке, токсичны. Сплин высшего класса, повторяемый на всех ступенях цивилизации, как и меланхолия общества потребления, переводят эту истину с уровня психологии на уровень истории. У нас есть душевный лимит не только на страдание, но и -- еще более урезанный -- лимит на счастье. Душе хорошо, только когда состояния чередуются, когда ее прибивает то одному, то к другому берегу.
• Ф.198. Никогда не забуду личики тех детей из марамурешского села -- важных человечков, обутых в опинки, одетых в костюмчики и юбки с вышивкой, расшитые суконные тулупчики, в кэчулах и платочках, как у взрослых, но сведенных, с кропотливым соблюдением всех пропорций, до игрушечных размеров, -- выражение их румяных от мороза личиков, когда они пели колядку: {{Господи Боже /спит на рогоже /глазки закрыл /про нас позабыл}}. Выражение грусти и умудренности, беспросветной старости, как если бы они и вправду понимали то, что поют, как если бы все это не было только игрой в апокалипсис.