Этюд. Опус 6. До минор

   


   Туман сгущается…
   
   Но кто знает скрытое великолепие естества туманов? Мой шаг становится короче, осторожнее. В тот час невольно возникает, крадясь, сомнение: нахожусь ли я теперь в привычной реальности бытия, в существующей ипостаси; не растворился ли в толпе мыслей, ибо глазам неведомо, что скрыто на самом деле туманом? И кто, окутанный туманом, знает наверное, где оступится и падёт в овраг, знает проход между осознанным и потусторонним, кто, попав в его власть, знает, почему именно в этот час им размыты очертания видимого?
   
   Туман все сгущается…

   Я остаюсь в неведении, будто мои мысли обрублены секирой. И то, что прежде было явно и правильно, что было понятно – это стало неизведанной тайной.

   Туман все больше сгущается…

   Блуждай же мозг, блуждай в поисках неопровержимых истин. Ты ведь можешь счастливо мечтать, ты ведь познавал доступное естество без откровенья, да  высказывался о том лишь в ночных сновиденьях, являя образы естества без речей земных, той волшебной и преображенной в словесные формы вибрации звуков, как верного способа отражения бытия, но не указателя пути моего.

   О, сновиденья! Они гонят прочь призраки обреченности, которыми нельзя управлять волей души, но которые  способны переломить весь ход событий; не они
ль есть тот верный путевой указатель следования через неизведанное. Так блуждай мозг, беги, спасайся от молочных туманов, ибо ты неразлучен с телом и обречён судьбой на то, чтобы прятаться от истин за речами многошумными да сложными изъяснениями.

   Туман сгустился до предела.

   Плачь душа! О, плачь и сердце! Тело кровью изойдёт, когда устремится к
порогам вечности…

   Уже все – туман.

   Но коль есть он, коль есть обреченность на многоумные и долгие изъяснения действительности, что осталась в памяти сознания, то есть и возможность воскрешения!