В моем романе «Прометеевы Гари, или Утюгов, устранитель дисбаланса» на заводе возник всеобщий дисбаланс: сломался агрегат в начале технологической цепи — из-за разбалансировки вращающихся деталей, план и квартальная премия летели под откос, а виновным второпях «назначили» нашего героя Егора Утюгова. У Егора тоже дисбаланс: он почувствовал, что. будучи женатым, всё больше влюбляется в другую, в буфетчицу Лину. И вот...
Егор Утюгов нашел причину аварии на агрегате, установил действительного виновника (одного из начальников), и завтра Егор реабилитирует свое имя, а виновник получит нагоняй по заслугам. Тем самым Утюгов «не прогнулся» под сложившиеся обстоятельства, а «прогнул их под себя». Сейчас он устранит злосчастный дисбаланс на агрегате, и дисбаланс начнёт исчезать отовсюду: начнет догонятся план, появится надежда на премию, а Егор так или иначе как-то выйдет из положения влюбленного в другую, в Лину... И ему стало скучно! - Так по роману. Он чувствует в формуле (в словах Макаревича) «не стоит прогибаться под изменчивый мир» какую-то «неоднозначность»... В конце романа Утюгов принимает неординарное решение: завтра он не будет называть виновника аварии; пусть думают, что виноват был Утюгов, что он не исполнительный правильный работник, сгорающий, как полено, дотла, а что он может быть и проблемой для других, и с ним придется считаться... В телефонном разговоре его мягко попросила не называть виновного одинокая Лина, которой этот виновный начальник предложил брачный союз. Утюгов любит Лину, но ведь надо остаться в семье. Он не назовет виновного директору - и из-за любви к Лине, и потому, что этот его поступок будет красивым, и что не воцарится скука... Так Егор устранил дисбаланс и в себе. Но надо в уме сформулировать четкие основания для такого его изменившегося поведения. И, долго не ложась спать, он нашел-таки «формулу баланса»: человек вообще не должен знать, как он поступит завтра! Сегодня человек прогнул под себя обстоятельства, мир, спланировал действия на завтра. но завтра обстоятельства могут измениться или переоцениться, и нужно это учесть в своих действиях, то есть «прогнуться» под новое, не дать возникнуть никакому дисбалансу, или быстро его преодолеть. Роман написан, когда ещё Макаревич бодро распевал свою формулу в разных вещательных студиях России, «не стоит прогибаться под изменчивый мир» - это въелось в нашу речь, в голову, а оправданно ли? Сюжет романа говорит, что не совсем оправданно, формула неоднозначна. Попробуем найти этому более широкие философские подтверждения.
Вторая часть слов Макаревича «пусть лучше мир прогнется под нас» не один раз историей опровергнута. Лев Троцкий считал, что при социализме трудовые коллективы должны быть организованы по-военному: строем на обед, опоздал на работу или не выполнил задание — гауптвахта, и т. д. Ленин раскритиковал такой подход: «Нам нужно не голое администрирование, а мягкое дирижирование коллективами» Ленин был за материальную заинтересованность как главный регулятор трудовой дисциплины. При подготовке революции Ленин разрабатывал проблему соотношения стихийного и сознательного, один из первых поднял эту краеугольную тему. Позднее, в 1949 Норберт Винер, разрабатывая свою кибернетику как теорию управления системами, тоже видел главное - в соотношении сознательного и стихийного в самоуправляющей системе (таковыми являются общество, отдельный человек, другие биологические системы): элемент сознательности (сознательных управляющих действий) должен быть не более 20%, остальные 80% - это поприще стихийности. Если «сознательное начинает превышать 20%, система стагнирует, загнивает, стопорится». Так было при СССР и её вождях (после Сталина). Ну и о человеке: попробуйте себе командовать всё, например, ходьбу: выставить ногу вперёд! Перенести на неё свой центр тяжести! Выставить другую ногу... Ваша походка будет уродливой, медленной, в конце концов упадёте. А при правильном соотношении вы только дали себе команду «пошёл» (сознательное управляющее воздействие), а остальное будет на стихийном, рефлекторном уровне, и вот вы пошли, красиво с легкой головой.
Если посмотреть на вторую часть слов Макаревича «не надо прогибаться под изменчивый мир», - она звучит красиво, дразня юношеским максимализмом, делая вызов застойному обществу. Но логически и философски эта фраза пуста. Мир — это не то, что я вижу за окном: птичка, звезда полетела, желтый лист в синей луже... Мир сам по себе ни безобразен, ни прекрасен (Маркс) и бесцветен. Для нас что-то зелёного цвета, а что-то красного, а в природе это просто разные длины волн. Мир сам по себе мы не можем увидеть, мы видим только практику, наше взаимодействие с ним. Притом отмечается, что видим (замечаем) мы только то, для чего у нас уже имеется слово. Нет слова для какого-то явления — и мы его не заметим. Поэтому «мир» - это взаимодействие «мы — природа», это связь. «Не стоит прогибаться под нашу связь с миром» - это ли не абракадабра? Наоборот, мы должны непрестанно корректировать свои действия в зависимости от меняющихся обстоятельств, «прогибаться»! В марксизме-ленинизме сущность человека и всех его действий определяется сущностью окружающей его действительности, которую он воспринимает и оценивает сознанием. Правда, у Ленина есть фраза «Сознание не только отражает мир, но и творит его» (когда человек целенаправленно что-то делает, отразив в сознании окружающие обстоятельства). Тут все равно упертый «материализм». Другое дело новая философия в Европе в 20 веке: экзистенциализм (Сартр, Хайдеггер, Камю, Кафка...). Экзистенциалисты были одновременно философами и писателями. По их мысли в общем и целом наоборот: сущность человека определяет (формирует) внешние обстоятельства, поэтому упор в своей активности надо делать на самоанализ, на искания в себе, что тебе в этой жизни нужно, и сообразно этому влиять на практику, на свои дела-отношения с миром (природой).
Поэтому вышеупомянутый герой романа Егор Утюгов, осмысливая будни, делает экзистенциальный вывод: я не знаю, как поступлю завтра, как изменится моя оценка окружающих обстоятельств и собственного «я». В обществе такая «доблесть» называется гибкостью, хотя найдутся охотники и обзовут беспринципностью. Ленин никогда не боялся изменить или подправить своё былое решение, он не был трусом мысли, как советские деятели после Сталина. Ищущий ум согласится со мной, что мы не должны железобетонно предписывать себе действия на завтра, потому что могут быть изменения в обстановке, и придется действовать иначе. Правда, твердолобых это никогда не коснётся. Они люди прямые, у них там, в голове, нет этих, как их? - извилин. Удачи всем.