Проклятый год закончился.
Со свистом входит новый.
Смеяться даже хочется -
все рухнули основы.
В Собранье Учредительном
закончилась бумага;
знать нечего чудить уже -
распущены без флага.
Когда приходят варвары,
империи ликуют:
разбавить кровь пора бы нам-
великую такую!
Ворвалось лиц сияние -
всем скоро будет лучше;
мир Брест-Литовский сами мы -
с противником заключим.
Вот - с февраля стараемся
по новому жить стилю.
Тринадцать дней - прыть та ещё -
за ночь перескочили.
Что дальше? Брест-Литовский мир
не соблюдают немцы.
Одессу взяли. Ждём всё мы,
пора поддать коленцем.
И вот, создали Армию,
её назвали Красной.
Красноармейцы разобьют
их всех, будет прекрасно.
В папахе чёрной генерал -
был нищим на Тверской он.
Мы предложили - пожелал
стать нашим русским войном.
Пугает немцами народ -
ямщик, стоит у "Праги".
Бабьё смеётся - скалят рот,
придут - мы будем рады.
А 23-го - вдруг, в миг
разбили их под Псковом,
и День Защитников сам ВЦИК
установил законом.
В трамваях - ад, тучи солдат
бегут с Москвы с мешками.
В окопы снова не хотят,
пошлют наверняка их.
У Бунина Ивана март
в окне луну рисует.
Про дни про "окаянные"
он сочиняет всуе.
Прекрасен гимназисток вид:
облепленные снегом
бегут, голубизна сквозит
в глазах весенней негой.
К Белову в магазин, солдат:
пудов пол сотни масла
припёр откуда-то и рад -
разбой стал не опасный.
В Художественной мастерской
собрались журналисты.
Бойкот: газеты - нам на кой
с цензурой большевистской?
И возмущались, взят с пером-
никчемный журналюга -
в град Киев - губернатором.
А немцы его любят.
А Бунину сказал Чирков:
-Самарин - монархистик,
с большевиками - вон каков!
Внушит им царских истин.
А небо в сине-голубом
среди ветвей берёзок.
В "Вечерних Новостях" - содом!
Арбат торгует - в розах.
В Книгоиздательстве - не стар,
сидит Клестов-Ангарский.
Ругает всех - он комиссар!
Кто Ленин ему, Троцкий?
У Луначарского же, Блок -
почти как секретарь стал.
Судачат дамы - как он мог,
любимиц наш прекрасный.
В Большом ещё дают спектакль.
Но пусто всё, лишь в ложах
сидят и мёрзнут кое-как,
в бинокль запрятав рожи.
Антанта стала, вроде как,
союзником для немцев.
И посылать будет войска,
захватывали Кремль чтоб.
Все песню новую поют -
"Вставай и поднимайся..."
В ней Марсельезу узнают -
ругают наши старцы.
Валерий Брюсов и Толстой
в "Бродячую собачку"
устроились, как на постой,
считая местом злачным.
Гавриилиаду без купюр
читают в "Табакерке"
для шулеров, публичных дур -
вы этому не верьте.
Слух. Немцы будут убивать,
всех, даже семилетних.
Не помнить, чтоб отца и мать,
и некому жалеть их.
Рёк Малантович, адвокат:
-Европа не допустит.
Для равновесия - солдат
подкинет нам, не струсит.
Вот "Парус" Горький издаёт.
Один лишь Маяковский
за год был издан, ё-моё! -
сердился Бунин после.
Семнадцать тысяч, мол, вперёд
отдал ему за книгу.
Издатель Тихонов, всё врёт,
в кармане держит фигу.
А Луначарский то, когда
переворот свершился,
он бегал, закатив глаза -
так сильно изумился.
- Подумайте! Ведь мы тогда
хотели демонстраций.
Власть неожиданно отдать
без боя - нате, здрасьте!
Арбат по-прежнему стоит,
Москва в нём всё такая ж!
Народ снуёт, шумит, спешит...
сам ни за что не каясь.
из записок
Ивана Бунина "Окаянные дни" Москва 1918 г.
Для ВИПК по цитате
Здесь, в старых переулках за Арбатом,
Совсем особый город... Март, весна.
И холодно и низко в мезонине,
Немало крыс, но по ночам – чудесно.
Днем падают капели, греет солнце,
А ночью подморозит, станет чисто,
Светло – и так похоже на Москву…
Иван Бунин