Наброски сердца, фрагменты жизни

Максим Мусалипов
           Искушение как танк под замысловатой маскировкой вкрадчиво вписывается в естественный ландшафт текущих дел. За лёгкими колебаниями воздуха непросто узнать силуэт врага.

           Когда бесы начинают таранить ум, пытаясь вышвырнуть меня из сей святой обители Пречистой Преблагословенной Премилостивой Владычицы нашей Богородицы и Преподобных старцев Оптинских в мирской ад, не совсем трудно, опомнившись, представить опасность для жизни вечной и земной такого кувырка. Я сразу вижу рыбу, выброшенную на сушу. Задохнусь, безусловно, от голода благодати; захлебнусь скверной отравой разговоров и событий, полных страстей и питающих их, как и она захлёбывается в луже бензина на грязном берегу.    

            Недостойное смехотворство, конечно, не мелкий грешок. Оно умерщвляет благоговейное чувство, даже лишает самой способности к благоговению. Больные этим волей-неволей вырабатывают в себе привычку высмеивать всё вокруг; и какая-либо святыня не явится исключением. Человек будет сдерживаться внешне, чтобы не выглядеть в глазах окружающих вандалом, циником, но душа уже разъедена кислотой иронизма, сердце останется холодным, не затеплится огоньком веры.   

             Мы невнимательны и рассеянны. А порой Господь указывает какие-то истины весьма странным образом: устами далёких от веры людей. Если этот факт по более или менее тщательном рассмотрении оказывается настолько явным, что сомнений в участии здесь Высшей воли нет, остаётся попытаться найти причины. Например: в собеседниках, или в тех, чьё мнение услышали случайно, в каждом и в каждой - образ и подобие Божии, пусть даже они захламлены, затемнены болезненными апостасийными состояниями, но проявляются иногда в виде искр из догорающего костра. А ещё: «Дух, идеже хощет, дышет…» (Ин. 3,8). И, может, именно нам для жизненно важных выводов предназначалась фраза, о действительной глубине которой сказавший её вовсе не имел понятия.

              Ищу ли я в молитве духовных наслаждений? Я ищу иную страну, совершенно отличную от всего, что видим вокруг, но снисходительно соприкасающуюся с нашим низким бытием. В этой грубой реальности она называется Небом, хотя порой существует и где-то рядом, только едва доступна узнавшему грех естеству человеческому. Более того, по слову Господа, мы призваны почувствовать её внутри себя.
              Наконец-то удалось; ещё лишь внешне, избавиться от мирского крайнего неблагополучия и омрачения. Теперь тщусь идти туда, где Христос, Богородица, святые. Путь сей далёк и тернист, будут на нём и падения, даст Бог, не катастрофически-гибельные. Есть дорога короче – через покаяние с плачем. Манит меня, несчастного, своей неизвестностью…         

             Стихия дьявола, его конёк – игра с сознанием. И вообще, игра – одна из неотъемлемых особенностей забубённого существования князя тьмы с присными. Если при трудах молитвы на Божественной службе вместо нужных и благих смыслов небосвод ума начинают затмевать тучи воспоминаний о дневной шелухе, суетных, чуждых, показных и больных впечатлений, знай: эти подтасовки возможны лукавому из-за твоей духовной расслабленности и внутренней суеты. Восполнять бреши, устранять потери необходимо сразу, как только опомнишься хотя бы на миг от такого омрачения. Каков может быть здесь целебный бальзам? Из славословий Богу и его святым, из живого интереса к делам и событиям, наставлениям Священного Писания, входящим в службу. Ум с сердцем должны преисполняться благодатным содержанием, а не мусором случайностей.

             Рубище своего ущербного, тяжкого на подъём, зависимого от массы житейских неурядиц тела надо носить тем паче со смирением, что под ним измождённая, в струпьях и язвах страстей, перегруженная дурными воспоминаниями, убелённая сединами преждевременного старения, жаждущая обновления, но притом столь мало ищущая Бога душа.

             Душа умолкает, когда начинаем воздавать почести, плести лавровые венки нежнейшей заботы чреву. Чревоугодник с сонной маетой и пыхтеньем устраивает бесконечные завалы сытости между собой и Богом, так что молитва его подобна песне глухонемого. 

             Как-то до тошноты привычно искриться то брызгами досад, то всплесками надежд, крутиться в пируэтах превозношения, задыхаться от ропота на окружающих. Но вдруг неожиданно посреди этого обуревания бросишь взор в самого себя, эдак под козырёк ума; и обомлеешь, внутренне вздрогнешь. Колосятся пампасы ядовитых колючек злобы, пузырятся лужи скверномыслия, суемыслия. Картина мрачного запустения. Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!

             Мы пленники цивилизации, рабы своего несчастного, напичканного болезнями времени. Убегая от уныния (дело само по себе благое) кое-кто, если не большинство, идёт явно фальшивым путём, ставит целью образ внешне преуспевающего, источающего довольство хлопца-молодца с харизмой без сучка и задоринки. А что за этим блестящим фасадом? Часто мрак полуживотной жизни. Очень трудно увидеть гармонию ситуации в горькой драме, когда чья-то душа от одичания страстей загоняется под шкуру цепного пса около ямы липкого комфорта и кучи низких наслаждений.