Зловеще-мрачный стук и тишина,
Прервётся редким скрипом половиц,
Свет матовый и редкий из окна,
Вокруг осколки битой черепицы.
И воздух напряжён лишь блеском,
И лампа грязная под потолком мигает,
Бьёт по глазам, и запах резкий,
Придёт в себя и снова засыпает.
До крови ненасытную готовит жертву,
И страждут стены новых криков,
Холодный блеск очерченного нерва,
Во власти нервных и безумных бзиков.
На стенах смазана слоями краска,
Покажутся ей тёмными глазницами,
Лицо мучителя сокрыто плотно маской,
Замёрзли слёзы под её ресницами.
Глаза глядят в забытье прерываясь,
В патине жёсткий свод кровати,
Палач смеётся, властью упиваясь,
Ведёт по коже старой стекловатой.
Наполнен воздух смрадом плесени
И мешаниной запахов из грязи и надежд,
Что гаснут, - задыхаются во времени,
И безнадёги ощущенье где-то между.
О жёсткой он не мог забыть верёвке,
И пятна на узлах кричат о предыдущих,
И смотрят зубья с потолка ножовки,
Доносится возня от крыс снующих.
Скрип гнили деревянных досок,
Давно забытых: старых и скрипучих,
Свет из щелей - тюремные полоски,
Скопилась боль поющих чучел.
Бездонные глаза - зрачок белеет,
Дрожит нетрезвое безумие в руках,
И в жилах стынет кровь и леденеет.
И слёзы градом льются по щекам.
Узлов подвальных скрип симфонии:
Подвала, вскриков, половиц, надежды
В каких-то звуках внешних отдалённых, -
Напрасно всё: здесь место «безнадежное».
15.03.2024