«Теперь ОН точно знал, что души нет.
Есть лишь маленькая птичка в клетке. Когда
человек уходит, - клетка открывается и птичка
вылетает. Она летит в небо, но не в то небо,
которое у нас над головами, а в то небо, куда
вглядываемся, когда ищем себя и куда в
детстве улетают воздушные шары.»
Дверь бесшумно открылась и взмах
Двух давно не работавших крыльев
И улыбка ребёнка на птичьих устах
От сомнений внезапных усилий.
Да, бесшумно, - к чему всякий звук,
Он и так много лет не давал ей покоя,
помнит смутно движение плавное рук,
обещание вернуться за нитку прибоя.
А на нитке - ничто, только лёгкий разрыв,
Шириною своей в высоту-бесконечность,
Также смутно - на стуже щекою остыв,
Беспокоил её осторожную млечность.
Беспокоил он часто, всегда на предел,
Клетку сильно качало, мотало, кренило,
и казалось, - извести он её захотел,
А она удержаться старалась во все силы.
И она удержалась, ни раз и не два,
Вот «попала», - у тех, у других - по иному,
Это ей сообщила по секрету молва,
Так задев сообщеньем по месту больному.
Только птице, увы, не дано выбирать,
Ей в награду потом полагалась свобода,
След на перьях от слёз приходилось стирать,
Говорят, что в семье, ну никак без «урода»!...
…Вот усилие одно, вот второе и высь!!!
И таких как она - мириад мириады
Так беспечно, но только зачем-то срослись
Возле сердца в одно грусть и холод досады.