Я всего-только заяц, коричнево-серенький, плюшевый.
Не медведь и не пупс, не бычок, что идёт и качается.
Мне пришили улыбку и стали смеяться - контуженый,
Глупо, видимо, выглядят зайцы, когда улыбаются.
Я хозяйкою брошен, до нитки промокший, на лавочке,
Мне пришили улыбку, чтоб не был я плаксой и хлюпиком.
Слезть не смог, и лежу под дождем; превращаются в тряпочки
Мои уши, стекает вода по ним в жёлтые лютики.
Верно, ей нашептали, что старый и уши, мол, длинные?
Верно, ей нашептали, что брюхо - набитое ватою?
Неживой, некрасивый и эта улыбка кретинная...
Я заплакал бы, милая, только не знаю я, как это.
Подобрали меня - ну, примерно, в четверг, после дождика,
Постирали, теперь моя шубка, как облачко, белая.
Поглядел на себя - до чего ж я хорош, новорожденный,
А пушистым таким ведь и в лучшие годы-то не был я!
Усадили на полку, с каким-то умными книжками,
Вот такие вот добрые люди на свете встречаются.
Мне пришили улыбку, чтоб был я весёлым зайчишкою -
Зайцы могут быть милыми, если они улыбаются!
А потом вдруг припомнил площадку, качели, песочницу,
У хозяйки в квартире окошко на пятом распахнуто.
Вот она с рюкзачком, не малышка вчерашняя - школьница!
И тогда я заплакал, тогда-то и понял я, как это.