- Я бы вам посоветовал телевизор поменьше смотреть, - сказал врач скорой помощи Палычу, покручивая у него перед лицом трубкой тонометра. – Лучше Лескова почитайте или Мамина-Сибиряка, Шмелёва, в конце концов…
- А Вересаева можно? Или Чехова? – осторожно спросил Палыч, приподнимая тяжелую голову от подушки.
- Чехова - ни в коем случае! Вам он противопоказан! - сказал, как рубанул, врач. – Я бы этого человеконенавистника и здоровым читать запретил… А у вас ишемия, батенька! Это вам не хухры-мухры!.. И жрать надо поменьше на ночь!.. Распустились, понимаешь… Живот до колен висит. Шнурки-то забыли, поди, когда в последний раз сами завязывали? А?.. То то!.. Анечка! - обратился он к медсестре, рассматривающей книжные корешки у Палыча в шкафу и от любопытства вставшую на носочки. – Вы слышите?..
Она с трудом оторвалась от зрелища.
- Да, Дмитрий Аркадьевич! Что? В стационар будем ложить?
- Не «ложить», а «класть»! Нет, не будем! Пусть здесь подыхает! Вы согласны?
- Как скажете, Дмитрий Аркадьевич, - пролепетала Анечка и опустила глаза.
- Видали?! – доктор сгоряча хлопнул Палыча по плечу и тот уронил голову на подушку. – Она ещё соглашается! Ни ума, ни совести!.. И чему их там учат, прости господи!.. Банки ставить и то не умеют: у меня прошлая практикантка чуть квартиру у больного не спалила… Верите?.. А паренёк был, так тот внутривенные уколы шутя делал, а внутримышечных боялся – от задниц отворачивался… Потом выяснилось почему, но поздно уже было…
Дмитрий Аркадьевич встал с кровати Палыча, даже не примяв покрывало – настолько лёгким оказалось его сухое тренированное тело - и тоже подошёл к книжному шкафу взглянуть на пёстрые корешки.
- Р-р-р-р... – прорычал он с досадой, видимо, заметив на них фамилию Палыча. – И вы пишите! Все теперь пишут!.. Бросьте, пока не поздно!
- Почему? Что в этом такого? – еле-еле проворочал языком Палыч.
- Угробите вы себя, больной, и других под монастырь подведёте! Чтобы писать, надо иметь деньги и богатырское здоровье. Как у Толстого, к примеру!.. А вы что на данный момент имеете? Пенсию и стенокардию!
- Так я больше ничего и делать-то не умею! – извинился Палыч. – Как жить-то?
- Скромненько, батенька, надо жить! Праведно! И не лезть, куда не следует! Вот вы кто по профессии?
- Пенсионер.
- Ответ правильный. Вот и отдыхайте! Лягте и лежите, делать вам нечего, забот никаких, пенсия на карточку сама капает, а вы худейте понемножку и в прошлом только хорошее вспоминайте. Было же у вас в прошлом что-нибудь из хорошего? А? Ну?
Дмитрий Аркадьевич подошёл ближе к кровати и резко нагнулся к Палычу, поправив очки. Палыч закрылся от него рукой, предупреждая удар, и замотал головой.
- Врёте, больной! Было!..- брызнул ему в лицо слюной доктор. – Анечка, покажите себя больному, пусть вспомнит! Нечего под беспамятного косить!
Анечка, сняв шапочку и тряхнув рассыпавшимися волосами, послушно начала расстёгивать халатик на груди…
- Не отворачиваетесь, больной! Смотрите, смотрите, вспоминайте!.. А?.. Ну как?.. Вспомнили?.. Это вам не Чехова читать! И не чушь какую-нибудь самому пописывать! Вот она жизнь! Вот где природа и вдохновение!
Доктор подвёл полураздетую девушку к кровати и положил холодеющую от волнения ладонь Палыча ей на грудь.
- Чувствуете, больной? Вот оно где должно быть ваше вдохновение! А не в блошиных буковках, прыгающих по монитору… Дайте-ка мне другую руку… А эту вот сюда просуньте… Анечка, ну встаньте же поудобнее к больному, как я вас учил, или забыли всё!? Во-от… А теперь не торопитесь, повторяйте за Анечкой движения и вспоминайте, вспоминайте… Получается?.. Вижу, что получается…
У Палыча что-то затрепетало под сердцем, а следом и под животом, по телу разлилось забытое тепло, непослушные пальцы начали выискивать на подрагивающей от его прикосновений коже Анечки знакомые впадинки и бугорки. Палыч задышал чаще и глубже. Застонал.
- Не торопитесь, больной! Вы ещё всё успеете, не суетитесь…- чуть снизив тон, корректировал доктор движения рук Палыча. – Хотите я вам стихи почитаю? Лермонтова, например?
И, не дождавшись ответа, Дмитрий Аркадьевич затянул низко, речитативом:
«Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнёшь и ты.»
Анечка смотрела прямо перед собой на книжные полки, разноцветные корешки изданий классиков и современников гармонично сливались в радужное полотно, чуть колышущееся в слезинке на её ресницах, будто в капельке спасительного лекарства, дрожащего на острие иглы.
Голос Дмитрия Аркадьевича звучал умиротворяюще. Рука доктора лежала на её талии и задавала темп движению её тела. Думать о чём-нибудь не приходилось, Анечка полностью доверяла его опыту и профессиональной хватке.
Через каких-нибудь пять минут больной пришёл в норму, опустил руки на одеяло и уставился в потолок с блаженной улыбкой на лице…
***
- Вот и славно, - шёпотом произнес Дмитрий Аркадьевич, складывая в футляр тонометр. – Застегнись… Жену-то его вызвала с работы?
- Сразу, как только приехали… - ответила Анечка, поправляя халатик, и посмотрела на крошечные часики на руке. – Она сказала, что ключ под ковриком, как всегда, а сама через пятнадцать минут будет, только такси закажет…
- Ну, будем надеяться…
Доктор встал, сделал пару взмахов затёкшими руками, вздохнул и ещё раз кинул взгляд на полки с книгами.
- Вот что значит творческие люди! Сколько людям необходимых лекарств экономят! Какое воображение, а? Ты ощутила?
- Ощутила… - пролепетала Анечка.
- Погоди ещё! Вот увидишь! Он тебе точно книжку с автографом подарит. Детям своим похваляться будешь, что самого Пал Палыча из могилы вытащила…
- А вы?
- Что – я? Я – так, лишь для рифмы… Я форма! А ты содержание! Поняла?
- Поняла…
И они крадучись покинули квартиру Палыча, неслышно её прикрыв и положив ключ под коврик.