посвящается всем мертворожденным
и их безутешным матерям и вдовам
изба на опушке деревни
ржавая пушка
на столе
окоченевший покойник
в теле покойника покойница
в теле покойницы
ребенок
лежит садитьcя вздыхает
перебирает ножками
пъет молоко
из разворованной кринки
сестринской груди
откладывает на завтра метели
утирает рот
хрящиками ладоней
молча улыбается в камеру
конь растаял перед колодцем
топкая изморозь околдовала
его ноги
роса съела глаза
и открылась белесымы ставнями
следующей избы застывшей
на тонкой границе наводнения и пожара
погреб
в погребе труп молодого владельца
всех местных виноградников
в трупе молодая старуха
с трупе молодой старухи
еще одна старуха
но старая
на этом секвэнция заканчивается
пальцы свечи
опадают на пол лампадами света
разбегаются черными вдовами
на зов ареопага
в чреве ареопага
земляничное поле
а в чреве земляничного поля
взлетная поласа космодрома
в чреве космодрома
беременная синичка
она устала от постоянных беременостей
она хочет свободы
но та только покойница
и уже тоже беременна
беременными ежами
голоса устали вращаться в чревах
утопших кораблей
в чреве коралла
зреющий жемчуг
пристально вглядывается в темноту
ему тяжело дышать
у него проблемы со зрением
но он не сдается
и зреет со всех сил
до статуса сирой жемчужины
в чреве рыбы не спокойно
в чреве её детей
на другом конце озера
разгорелась война
в это чреватое послествиями время
в чревах горящих самолетов
приземляются отпрыски войск
они берут штурмом беременные города
и начилуют всех беременных
их мужчин и наших женщин
занавес поднимается
сжигают беременную ведьму
её плод раздирает её обвисший
живот
и проклинает на вечную беременность
всю собравшуюся толпу
у них беременные рты
беременные соски
их дочери беременны
в семь лет
а сыновья выплевывают
свои беременности снопами
приходит труп беременной грозы
в её теле другая мертвая гроза
а ее животе зрееет еще одна
стоокая беременность
она наскоро перелицовывает старый мир
принимает на беременную грудь
пах нового
и замирает в ожидании первенца
а его все нет
и никогда не будет
беременный снег
накроет его с головой
а в отяжелевшем брюхе леса
никого не пощадят
ни волка ни волхва
нам осталось только мечтать
размножаться огромными
беременными черепами
и плакать
написано в день
кесаревого сечения
сетчатки моего глаза
но
во избежания всех возможных
недоразумений
и признаюсь в авторстве этого сумасшедшего
произведения
раз и навсегда