соната для покойницы
безструнной скрипки
и пропахшего своей собственной близорукостью
крумхорна
покойница томно потягивается
в своем фетровом гробу
смотрит призрачно но видит все
видит ползущую плесень
по всему потолку
наши пульсирующие кровью руки
наши безмолные рты
каждая строка её памяти
это просто круглый камень
неразушимый в огне гравитации
и поющий темные песни
голода язвы холеры
мертвых городов
проломленных половиц
безпамятных дорог и пашен
у покойницы дряблая грудь и живот
стольких детей родила
а еще больше схоронила
вот их могилы теплятся
до самого горизонта
они из них никогда не выходят
даже когда им холодно
даже когда свирепый голод
сводит их детские скулы
радом с кладбищем
разрыли котлован
обнаружили в нем
три слоя древних могил
и еще более древних захоронений
я выдвинул такую теорию
что мы живем на земле
созданной немилосердным богом
из трупов
животных людей растений и океанов
мы питаемся трупом воды
мы рожаем трупы умерших в столетьях детей
и возрождаемся трупами
чтобы снова вернуться в трупы
причем единственным антитрупом
является солнце
и когда оно однажды сгорит
оно избежит трупного тленья
не то что все мы
а просто на какое-то
непостижимое нам мгновенье
станет золой
кремирование это конечно практично
но кардинально неправильно
оно лишает землю её сока
обрекает нас на бесплодие
отсутсвие равновесия
рано или поздно произойдет революция
сожженная плоть восстанет
переродится и снова станет плодоносящей землей
станет нашей с вами бесконечностью
а тем временм покойница начинает танцевать
она пролетает бесследно
по всем страницам трактатах
и благовещенских заклинаниях
заводит часы
кукукает томной кукушкой
слизывает золото с наших голов
и отправляется в
кругосветное путешествие
ей мало живых впечатлений
её привлекают заботы
и проклятия живых
потому что только так
она может отличить отчуждения
от их последствий
а последствия бывают во истину тяжкие
морщинистый горизонт
перестает как следствие
перепахивать ближайшие моря
лепестковые парусники
тонут в жерлах своей невесомости
и оставиляют нам на память
одни якоря безумные безымянные
проржавленные до костных мозгов
светопреставление обернулось
праздником кукурузы
а все праведники потеряли головы от любви
к огненной колеснице какого-то там архангела
там стало нам очень близко
а здесь безграничено далеко
вереницы рабов и верблюдов
тянулись до самых горизонтов
их было десять
они ныли на расстоянии ста углов
от вселенной и заселяли пустоши
бритоголовыми пастбищами
кому эти пастбища были нужны
так и не стало никому понятно
но трава там свежая сочная
стены озер отвесные
и если мы когда-нибудь
приедем сюда на пикник
нам будет интересно
пресная вода рано или поздно
закончиться
это знает покойница и не только
она раскрывает топорные зрачки
во вечную тьму и глядит
и когда прибывают опустошенные чрева
кораблей и из них выкатываются
прессы сверла и памятники
мы забираем свои монатки
и перебираемся на черную сторону луны
здесь влажно и зябко
здесь музыки ноль
и нам не на что больше надеяться
но когда настанет лето
к нам прилетят сиреневые поезда
на которых мы все укатим инту зэ блу
и нас больше уже никто никогда
не догонит
написано в день какой неведомо
ни в каком году
кружевными ванильными зайцами
бороздящими нашу вселенную
на костыльных велосипедах