У моего братца
копытца лезут драться.
Вечно окровавленные пальцы.
Стихийно выпростанный
из хладных окоёмов морока,
разбуженное мясо
точно осквернённая слеза,
играющая выкидышами красок
тёмных, как и роговицы
глаз.
Их восемь.
Хотя в один глаз, помнится,
влез когтем.
Истошный вопль был,
словно дурак Смитти вновь кричал девице:
"Я буду любить тебя, пока не сдохну!"
Но тот парень нализался, как сапожник,
когда в губернаторы штата выбрали ботинок.
Итак, семь глазок.
По-паучьи.
Паукобразно.
Зубы -
нью-орлеанских крокодилов.
И как их пасти пасть.
Мёртвых муз пыльца
впиталась
в ротовую полость.
Кожа -
чешуйки и скопления
полипов.
Голодные отростки.
Рожки.
Грязь,
которую он заговаривает.
Сам блеял:
"Грязь ведь тоже
с разумом.
Грязь ведь мама
нам.
Ей служи
и правь.
Есть только
грязе-
магия.
Всё остальное -
бред и
пустота".
Я раз
прямо в колодец
взгляд
уронил.
Его окутал сразу
кольцами
свет луны.
Помог ему упасть,
достигнув дна, а там -
расцветали мощи
его настоящего отца...