Лесосплав

Сергей Гринкевич
Заводное жило племя, дерзкое и смелое. 
Золотое было время, хоть и чёрно-белое.
Этой присказкой начну свой рассказ недлинный,
Юность пропустив, войну, - сразу с середины.      
      
Познакомьтесь: наш герой двадцатидвухлетний,
В летней форме полевой, ладный и заметный.       
Лиха досыта хлебнул той войной проклятою,
С сорок третьего в боях и до сорок пятого.
По раненью списан в тыл - на Урал, в провинцию.    
Направленье получил в райотдел милиции.   
- Фронт твой, лейтенант, в тылу: с нечистью преступною 
В рамках кодекса борись мерами доступными.

Ну а чтоб авторитет поддержать моральной,               
Сослуживцев пригласил в ресторан «Центральный». 
После третьей натощак туго с тормозами.
Выпучил глаза, как рак, заскрипел зубами…
Пока мы в честном бою, как велел нам Сталин, 
Проливали кровь свою, они кровь сосали. 
Пока мы в грязи, в пыли, под стальной метелью       
По Европе, б…, ползли, они богатели…
Жрут и пьют, не ставят в грош ни за грош загубленных…
Дальше - мордобой, дебош с визгом, пляской с бубнами. 
   
Наказали сгоряча праведника Авеля:
Закатили строгача, партбилет оставили.
Выставили рылом вниз перед партсобранием:               
Покажи-ка нам стриптиз с искренним раскаяньем.
Что ж ты, воин, начудил столь непрезентабельно:               
Пулю в люстру засадил из нагана табельного,
Уважаемых мужчин лаял дезертирами,
Поведением своим нас дискредитировал,
И витрину в ресторане
Чьей-то мордой протаранил?
В общем, от статьи спасли дурня бестолкового.             
Из УГРО перевели на год в участковые.   
Потрясённый до глубин карой незаслуженной,      
Как ребёнок, психанул фронтовик контуженный,
Ментовские снял погоны             
И подался в плотогоны.

Повезло тебе, дружок, угостись-ко «Примою»:   
В Сплавконтору на сезон бригадиром приняли.
Государственной нужды эта операция:               
Дяде Сэму за ленд-лиз наша репарация.
Вроде нам они враги нынче, но до цента мы
Все военные долги отдаём с процентами:
Золотишком, угольком, всякими металлами,
Соболями, кругляком, пиломатериалами.

Встретился с кадровиком, пошуршал анкетами:         
Негде пробу ни на ком - личности отпетые.   
Должен понимать, если бывший мент,               
Сколь полезно знать вверенный контингент.       
Нет доверия этому дерьму:
Кто срока мотал, кто сидел в плену,
Кто бандеровец, кто чеченец,
Кто кулак, кто поволжский немец,
Дезертир, жеребячье отродье
Или бывшее благородие –
Словом, всех мастей, окраса и сброд,
Наш советский, наш трудовой народ.
Тёртый, битый, организованный,
На сплавной сезон завербованный.
Ну а если кто взбрыкнёт нравом неуёмным,         
Правдорубу пасть заткнёшь его прошлым тёмным.               

Речки вздулись и бурлят, закурились горы.
Рушим в воду штабеля, подрубив опоры.      
Некогда считать ворон: под команды зычные         
Бревна сыплют под уклон из коробки спичками.
Задевают гребни скал облака брюхатые.      
Бревна вязнут в тальниках, трутся перекатами,
Обсыхают на мели грудами бессчётными, 
Сводит в суводь со струи их водоворотами,    
Прибивает к островам ломаною линией,
Замывает в рукавах гравием и глиною,      
Громоздятся, как быки дыбом над телушками,
Будто гонят пастухи стадо непослушное.
То сплотит их в тесный строй, то рассыплет веером…      
Взбаламученной рекой - словно по конвейеру.
Глаз слепят стволы берёз, мытые водицею.
Пахнет движущийся плёс пихтой и живицею.

Над рекой бора корабельные.   
Под тельняшкой - кресты нательные:
На груди, да не на веревочке,
А на синей татуировочке
Вечные кресты с куполами.
Пальцы коцаны на пилораме.
Плавим лес рекой, льется спирт рекой.    
Вертанётся брёвнышко под ногой -               
И аминь, детинушка, – за упокой.         
Если вынырнешь живой – все грехи прощеные.
Не одинова в речной купели крещёные   
Плотогоны за сезон. Руки-ноги целые?
Зачищай от плавника берега отмелые.      

Эй, хватай багор: на реке затор!
Рви троса, бугор, заводи мотор.
Лес хрустит, брёвна запонь таранят.
Раздирай затор тракторами!
Надо выдернуть нижние венцы:               
Лезь ужом в затор, заводи концы.
Не за стимул рискуешь моральный,   
А за длинный рубль премиальный.

Плоскодоночку мчит река меж скал.
На корме - матершинник и зубоскал,
Бригадир наш, из грязи в князи,-
Развалился, как Стенька Разин,
Газу поддаёт, курит трубочку,
Правит к берегу душегубочку.      

Синим взглядом встречных жжёт продавщица Клавка.
Сказочного принца ждёт грудью на прилавке.
Павой ходит по земле, ластится, как кошка.
Как стемнеет на селе, постучу в окошко.
Вот беда - аванс промок. Помести, подружка,   
Отсыревшие рубли  в лифчик на просушку,       
Припасенный дефицит нашей дружбы ради -
Чай, тушенку, колбасу – отпусти бригаде.
А нагрянет шоферня заполночь к зазнобе, -
Семеро держи меня - порешу во злобе.

Под казённой кирзой пляшут брёвнышки,
Словно кнопочки на гармонике.
По чекушке на брата - до донышка - 
Ради блага родной экономики.
Штопором прошли сквозь теснины.
Вырулил поток на равнину, 
В колыхающуюся лениво          
Неоглядную ширь разлива,   
Где ругаются, как  хозяйки   
На базаре, речные чайки.
Вниз по Каме почётным эскортом
Доползли до лесного порта.    
               
Надрываясь, визжат циркулярки.
Свеж распил, как фартук доярки.
Сплотки брёвен на пилорамы
Поднимают портальные краны.
Пропитал штабеля древесины
Дух сосны и горькой осины.
Пока дремлет в теньке бригада,         
Бригадир закрывает наряды.
Помытарят его, помуторят,
Но подпишут расчет в конторе.
Понеслась душа в рай! Жарь, гармошка!
До Перми осталось немножко.

За весной весна. Так за тридцать лет
Сплавили рекой корабельный лес. 
Беломшаны боры, сосны медные 
Со петровской поры заповедные.
Навалились дружной оравой,         
Оголили скулы Урала.
Муть на донышке. Горько, жалко.
Пенсия, таблетки, рыбалка.

Жизнь сгорела коробкой картонной.
Что найдет пытливый потомок
После нас? Пустую чекушку,
Алюминиевую кружку,
Рваный трос, пару траков пудовых,         
Задубевший сапог кирзовый…

Баба Клава альбом листает.
Слезы катятся, сердце тает.          
Разговор ведёт наболевший          
С фотокарточкой пожелтевшей.
- Здравствуй, свет мой, соколик ясный, 
Погубивший меня напрасно.            
Здравствуй, счастье моё и горе.   
Может быть, увидимся вскоре...

В опустевшем селе ветер свищет
Ржавой жестью скрипит кладбище.
Кто под звёздами, кто под крестами…
Что своё по себе оставим?               
Оплывает холмик могильный.          
Ради хлеба подёнствуя или
Обладая благами всеми,               
Что имеем? – лишь свое время.
От всего богатства былого
Уцелеет разве что слово?               
Но, являясь разменной монетой,
Мы живем, меняя планету.