Кто-то механическим голосом сказал: «Я — то, что я с собой сделал, а не то, что со мной случилось.»
Похоже, я проснулся.
http://stihi.ru/2024/03/26/5959
Я долго спал и проснулся, но был как в сером молоке. Собственно, я не спал, а грезил. Греза была странная, без картинок. Я не видел, а слышал, как мне объясняли, что я должен увидеть. Объясняли, что пока что я еще не вижу ничего, только дымку около каналов, где разрежены линии пейзажа.
Омыв душой трамвайное стекло, я уронил ее в сырую морось, в шатание дымов под фонарем… О дымка, непорочная сестра…
Полоса белых паров поднялась над горизонтом значительно выше, постепенно теряя сероватый цвет. Вода (в океане Солярис?)стала горячей и приобрела совсем молочную окраску, дотрагиваться до нее неприятно. Мы мчимся прямо в обволакивающую мир белизну, перед нами разверзается бездна, будто приглашая нас в свои объятья.
Человек в халате.
— Это… больница… вы врач. Со мной что-то не так?
— Было не так. Я потом объясню. Но сейчас вы в сознании. И все будет хорошо. Я доктор Гратароло. Вы уж извините, несколько вопросов. Что я показал? Сколько тут?
— Это рука, это пальцы. Четыре пальца. Четыре, да?
— Конечно. Сколько будет шестью шесть?
— Тридцать шесть, естественно.
Мысли у меня громоздятся в голове, но как будто без моей воли.
— Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов.
— Я в восхищении. Теорему Пифагора я тоже еще помню, хотя с математикой у меня в школе…
— Пифагор Самосский. Эвклид написал «Начала». В латинизированной форме «Элементы». Отчаянное одиночество параллельных прямых, которым не суждено сойтись.
— Похоже, память у вас в полном порядке. Ну, а зовут вас как?
Вот тут я дрогнул. И ведь же крутится прямо на языке. Я помялся и сказал самую естественную фразу:
— Меня зовут Умберто Эко.
— Не угадали.
Откуда мне взять имя. Передо мной была стена. Назвать по имени Эвклида или Пифагора казалось нетрудно, как сказать Карл у Клары украл кораллы. А как доходило до меня самого, вырастала стена. Нет, не то чтобы стена, объяснял я доктору: не плотная преграда, а какой-то зыбучий туман.
— Можете вы описать туман? — спросил доктор.
— Туман по дикому склону Карабкается и каплет. А вы можете описать туман?
— Я не могу, я не писатель, а врач. Сейчас февраль, так что и показать туман не могу. Сегодня двадцать пятое февраля.
— Февраль, достать чернил и плакать, мучительный месяц.
— На это у меня культуры не хватает, но я понимаю, вы что-то цитируете. Можно было бы добавить, что сегодня день окончания войны. Какой сейчас год, вы знаете?
Я сделал над собой усилие и перекрестился. И всё пропало. В смысле реальность появилась. Вместо окаянного океанного туманного четкие рисунки перегородок каюты звездолёта. Как я сказал имя - Эко? Из книги выступает край плотной картонной закладки и написано "Эко". Эка невидаль. Осторожно вытаскиваю белый прямоугольник, визитка, конференция "Экология этики соляноидов". Кают-компания станции. Роботам вход воспрещён.
Вот ещё, буду я брать с собой. Но не забыть отключить, а то притащится, как собака он к человеку, такое чувство впаяно в БИОС.
Опоздал, сажусь с краю. Слушаю. Внимательно внимаю.
"Мы все - здесь собравшиеся, земные гуманоиды.
Мы все любим соляноидов.
Мы все заинтересованы в ответном чувстве, поскольку подспудно считаем, что не могла эта субстанция никак не обогатиться и никак не переформироваться под воздействием того, что мы все совокупно наработали на протяжении тысячелетий человеческого рода. Поэтому я рискнул бы сказать (но это не метафизическая гипотеза, а только робкая поблажка той надежде, которая не покидает человека никогда): в подобной перспективе брезжит идея чего-то вроде жизни после смерти. В последнее время стало известно, что в электронике цепочки сообщений способны пересылаться с одного физического носителя на другой, не утрачивая невоспроизводимых параметров, и похоже даже, что в то мгновение, когда, покинув один физический носитель, они еще не успели запечатлеться на втором, они существуют в виде чистого нематериального алгоритма.
Как знать, может, смерть равна не имплозии, не направленному внутрь взрыву, как приято считать, а взрыву, направленному вовне, эксплозии, и не исключен отпечаток в каком-то там непостижимо отдаленном водовороте Вселенной нашего персональной софтвера (того, что некоторые именуют «душой»), того, что мы сформировали в течение нашей жизни? Там отпечатывают и наши воспоминания, и наши угрызения, и, следовательно, неизбывное страдание или же, наоборот, – чувство покоя благодаря исполненному долгу и благодаря любви.
И среди многих примеров, которые ему удастся измыслить, в ряду примеров блистательных, кошмарных, трогательно-утешительных – в некий миг полноты времен этот человек обретет религиозную, моральную и поэтическую силу создать фигуру Христа, то есть образ всеобщей любви, прощения врагам, историю жизни, обреченной холокосту во имя спасения остальных... Будь я инопланетянин, занесенный на Землю из далеких галактик, и окажись я пред лицом популяции, способной породить подобную модель, я преклонился бы, восхищенный толикой теогонической гениальности, и почел бы эту популяцию, мизерную и нечестивую, сотворившую столь много скверн, – все искупившей, лишь тем, что она оказалась способна желать и веровать, что вымышленный ею образец – истинен.
Отбросьте эту гипотезу, предоставьте ее другим; но согласитесь, что если бы Христос был не более чем героем возвышенной легенды, сам тот факт, что подобная легенда могла быть замышлена и возлюблена бесперыми двуногими, знающими лишь, что они ничего не знают, – это было бы не меньшее чудо (не менее чудесная тайна), нежели тайна воплощения сына реального Бога. Эта природная земная тайна способна вечно волновать и облагораживать сердца тех, кто не верует."
- Как зовут лектора? - тихонько шепчу соседке, очень милые ножки.
- Умберто Эко. - улыбается.
...так значит я ещё не проснулся, просто как бы перешёл из таинственного пламени Лоаны в соляноидные туманы... или это обычное земное?
когда на повороте судьбы
на очень быстром повороте
вдруг замечаешь того
кто всегда за спиной
на расстоянии вытянутой руки
так хочется остановить мгновение
но даже мысленный шаг туда
где ты уже не ты
нет-нет!
птица сидит на одном проводе
а молнии идут без звука
электрический мир молчалив
крики грома
это страхи воздуха
а он в твоих легких
и ты кричишь так громко
как будто опять родился
и снова не видишь, не веришь
ослеп от короткой вспышки
молнии на опоре
на ветке дерева жизни
где птицей сидишь под дождём
...такое, правда, земное ощущение - где-то неподалёку человек родился!
(продолжение http://stihi.ru/2024/03/28/6500