Жизненный случай опять проявил себя незаурядным фокусником, способным разложить из обычных событий, яркий гротеск волнующего пасьянса. Сдача на этот раз была самой незамысловатой: темнота и одиночество, подсвеченное лишь зеленоватым отблеском светодиодов автомобильных приборов. А, кроме того, в пасьянс вплелась и извилистая грунтовая карельская дорога, напитавшаяся осенними дождями до расхлябанности «пляски святого Витта». Мелкие, «городские» протекторы колес моего «Форда» постоянно «мылили» дорожный серпантин, неохотно приближая меня к волнующим воображение запахам обещанного друзьями шашлыка, которым меня обещали попотчевать после жарко натопленной русской баньки. Меня ждали еще днем, но различные обстоятельства и неясность нарисованных второпях дорожных схем, сделали свое дело - я заблудился.
Плотные шторы из сумерек и дождя неохотно раздвигались потоками электричества, отбрасываемого фарами моего автомобиля, а крутые повороты постоянно меняли свое направление, заставляя вертеть руль то в одну, то в другую сторону.
И вот, в какой-то момент я не успел вовремя ответить движением руля на резкий дорожный извив, и чехарда пляшущего, забрызганного мелким осенним дождиком, светового зайчика, прекратилась, остановленная острым клыком гранитной скалы. Упругий пластик бампера лопнул, позволив камню глубоко войти в кишечник радиатора, отчего машина тут-же заплакала горячими тосоловыми слезами. Состояние статики указателя температуры двигателя сменилось на динамику, толкающую стрелку к угрожающей красной черте, за которой всякое движение становилось невозможным. Нужна была вода.
Я осторожно, на первой передаче, забрался по размокшему, с залысинами пожухлой травы, ближайшему склону, заглушил двигатель, переключил свет с дальнего на ближний, вышел из машины и огляделся. Мощный свет автомобильных фар выхватил из мрака небольшой хуторок со стоящим на нем одиноким строением. В Карелии много таких, когда-то ухоженный финских, а ныне сиротливых русских, домов. Но этот был уж совсем беспризорным: окна дома смотрелись в мир заколоченными крест на крест обломками досок, а дверь была запертой. О заброшенности дома говорило и то, что навстречу машине не выскочила, заливаясь пронзительным лаем, непременная для хуторной жизни, дворняга. Дом видимо покинули совсем недавно – все стекла в рамах были еще целы, и богатая поленница березовых дров, прислонившаяся к сараю, была не растащена.
Но меня интересовал не сам дом, а расположившийся во дворе колодец. Он стоял рядом с сараем и, в отличие от покинутого жилища, был действительно красив. Видимо всю свою любовь к деревянному зодчеству неизвестный хозяин выплеснул на него. Маленький, игрушечный домик, который защищал чистоту грунтовой воды от дождей и снега, радовал глаз аккуратностью пропорций и изощренностью резьбы. Даже большой амбарный замок, преграждавший путь в его чрево, не портил внешнего вида, а наоборот, добавлял колорита, делая его схожим с избушкой на курьих ножках.
Тут же, как по волшебству, дождь прекратился, и небо раскрылось от туч. Стали видны россыпи звезд и луна. Она сегодня была абсолютно круглой и отливала зеленью как заплесневелая головка сыра рокфор. Мне стало стыдно ее наготы, и я опустил глаза.
Подойдя к двери и подергав кованую ручку, я убедился, что дом действительно необитаем, а значит и разрешения воспользоваться колодцем спрашивать не у кого. Обойдя колодец вокруг, я увидел на заднем скате крыши аккуратно вырезанное круглое отверстие, размером с футбольный мяч. Я привстал на цыпочки и заглянул внутрь. Там была влажная, липкая темнота. «Зачем нужно было сначала строить над колодцем крышу, а затем дырявить ее? - подумал я, - быть может это сделано это для вентиляции? Хотя, с другой стороны, зачем колодец проветривать?» Загадка была любопытная, но посторонняя и поэтому я отогнал ее в сторону за ненадобностью. Я подергал замок, в тайне надеясь, что дужка не замкнута, но механизм не поддался. Злорадно хмыкнув, я вернулся к машине, и достала из багажника монтировку. Просунув стальную лопатку за металлическую планку, я легко выдернул шкворень, и откинул хорошо пригнанную дубовую крышку.
Как и следовало ожидать, на обернувшейся змеёй вокруг барабана крупной цепи ведра не было, а был лишь стальной карабин, одиноко висевший как клипса в ухе у панка. Я заглянул в омут колодца - воды не было видно. Я снова сходил к машине и вернулся с красным пластмассовым ведерком, в котором возил инструменты; оно еще использовалось мною вместо знака аварийной остановки. Защелкнув карабин на пластиковой ручке, я стал осторожно опускать ведро все ниже и ниже. Голос скрипучего ворота напоминал карканье вороны и, в глухой ночи одинокого хутора, был неприятен.
Ведро ушло вниз довольно далеко, прежде чем раздался долгожданный смачный шлепок. Пластмасса тонуть не хотела и мне пришлось несколько раз прихлопнуть днищем о водную гладь. Наконец цепь натянулась, и я стал собирать крупные звенья обратно на барабан. Груз оказался неожиданно тяжелым, цепь скрежетала и ухала, ложась на дубовую чурку. Мне пришлось крутить ворот двумя руками, и это вызывало недоумение.
Подняв ведро, я поставил его на край сруба. Осталось лишь отцепить карабин. Но как только рука потянулась, чтобы проделать это, из воды высунулась большая черная змеиная голова. В скупом лунном свете, сочащемся сквозь круглое отверстие, она матово блестела, как мокрая автомобильная камера, а в бусинках широко расставленных глаз жил отзвук колючей звезды.
***
Картинка из Интернета.