Над рекою буревестник
реет льстиво, всепогодно,
так хайпует Шну-кудесник,
может сбацать что угодно!
Пингвин Жу давно не прячет
тело жирное в утёсах,
Би по сцене резво скачет,
Инстаса же на колёсах
Фи не в ту вломился дверцу,
Мо скрывается в Дубае,
журавлиному же сердцу
ближе тяга Ста к Китаю
Но ведь все они однажды
растворятся в Ахероне,
как измученный от жажды
"Учкудук", что был на троне
Даже Ба – продукт сансары
вместе с Людой из Монако
повторят пути "Не пары"
и Укупника; Однако
возникает плот (не ждали?),
прямо как из сновиденья,
а на нем – артист (узнали?),
не лишённый вдохновенья
Он вылавливает песни –
настоящие – не лажу,
проплывут они (хоть тресни!)
по речному да пейзажу!
Берег левый, берег правый,
то ничтожно, это ж вечно,
помогает смысл здравый
разделить их безупречно
Но пока на сердце грустно,
а точнее – безнадёжно,
редко кто споёт искусно,
чаще неблагонадёжно
Вот рагу из синей птицы
от гундосого Макара,
дно ж устлали небылицы
кобылицы от пиара
Стухло озеро надежды,
на душе скребутся кошки
не в лирической одежде –
эти ходят без одёжки!
На другом же бережочке
дым струится от гитары,
и в одном всего шажочке
"в небо лестничные" чары
Но артист сие не слышит –
занят поисками чуда,
только Фи в затылок дышит,
что возникнул ниоткуда!
А другие ж хвать за ноги
и тащить рывком под воду
в бесноватые чертоги
попсовитости в угоду!
Тут Лоза и пробудился
на далеком бережочке,
будто заново родился!
Ввысь по лестнице шажочки
вдруг почудились: ужели?
Но позвольте, рановато!
Не добились подлой цели
эти странные ребята!
Ухмыляется бутылка,
дым до неба коромыслом,
но бедовый сон-страшилка
отоваривает смыслом!
В перестроечные годы
хорошо бы стать звездою,
чтоб житейские невзгоды
обходили стороною
Плыть по матушке-эстраде
на плоту сквозь бури лихо!
Так и сделал, но уж сзади
Фи подстраивался тихо!