Мы встретимся там, где кончается май,
Где сирень зацветает и белым лоскутом руку оплетает.
Я уеду на север, забуду родных,
Может быть, тогда мне позволят свободу среди больных.
Или тогда развеется свет?
Лик чистоты и девственной плевы перестанет разум покорять.
Настанет минута, где не смогу больше молчать.
Клоки волос, перчатка, берцы и пустота в окне лежит;
Я стану белым-белым снегом и напишу на земле: «Иисус, отпусти!»
Молитвы, услышав бог одичает,
Забудет, что коммунисты системы ломают.
Он даст им прозрение, простит,
И словно безумный обратно в свой храм.
Он быстрой походкой, снося небосводы,
звезды, сметая, утопит самого Посейдона.
.
«Камо грядеши?» - кричит кто-то Христу,
Где-то Венере руки заломают,
А Зевс потерял последнюю молодую мечту,
Сынок его плачет, уронил на землю мячик,
Как метеоритом прошёлся по людскому бытию.
Это безумство, крах: монах шепчет жертве на ухо;
Ядро земли прорезает слухом.
Последняя капля и я упаду,
Но живая стою на месте, иду.
Молчаливая стычки с вором судьбы -
Это последняя затычка. Дамбы. Прорыв.
Сила покоится на старых полотнах,
Правда живёт в лесных топях,
Богом назначено жить в подворотнях.
Значит ли это, что настала пора
Наступить на границу между высшим и падшим,
Дать волю духу, и пролить голубую кровь над библейским пахом,
Чтобы услышать крик умерших за истину в сердце нашем?