Аутотренинг начал осваивать сразу, как только получил брошюру. В основном во время поездок в пригородном поезде, трамвае или когда скучал в ожидании чего-то. Остальное время тратить на эту, вроде бы, «чушь» было жалко. Не было полной веры в эту, казалось, чертовщину. Хотя я и раньше слышал об этой методике. Но желание бросить курить и авторитет профессора Мокроносова, сделали свое дело. Надо было добиться состояния, когда совсем не чувствуешь своего тела, – оно как бы исчезает. Остается только чистое сознание. Такое состояние иногда бывает в первый миг пробуждения от сна. Но это секунды.
Принимал рекомендуемую в брошюре позу кучера, когда он сидит, чуть сгорбившись на козлах (облучке). Это состояние полного расслабления. И, прикрыв глаза, давал себе команды, убеждал себя:
- Я полностью расслаблен. Мое тело тяжелое и теплое. Я спокоен. Мой лоб прохладный… - и дальше, по кругу. Вроде: - «у попа была собака, он ее любил. Она съела кусок мяса, он ее убил»… Мысль направляешь сначала на одну ногу, потом другую, а потом на другие части тела.
В брошюре утверждалось, что, добившись желаемого, - оставшись с чистым сознанием, можно внушать себе все, что душе угодно. Например:
- Мне противно курить. Нельзя: я не хочу курить, т.к. использовать частицу «не» не рекомендовалось.
Но давать команды было рано. За месяц я научился релаксации – быстро расслаблял тело. Мог полностью «выключать» конечности, частично остальное, но «выключить» все тело еще не мог.
В начале сентября успешно завершил очередную внедренческую работу. Приехав из командировки, отвез в свой НИИ хранившуюся у меня дома коробочку с ломом платины и сдал ее. Платина – одна из двух разнородных металлов в термопарах, применяемых для измерения температуры в опытных установках. В туннельной печи проводился обжиг графитсодержащих огнеупорных изделий в бескислородной среде. Они для непрерывной разливки стали.
Когда, весьма внушительных размеров термопара выходила из строя (изредка это случалось), я, прежде чем ее выкинуть, платину из нее извлекал.
Сдав платину, сижу и пью чай с домашними пирожками в закутке нашей лаборатории, где стол с большим самоваром.
Лаборантки у нас молоденькие, миленькие и очень заботливые. Когда выходят замуж, то обычно покидают нас, так как работа связана с командировками. И, само собой, все холостые мужчины для них представляют мишень, когда они используют все свои уловки, включая телепатию, гипноз и другие средства.
Но я помнил слова поэта: «чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» - поэтому всегда относился к ним с особым вниманием и любовью, соблюдал все приличия.
Встречи начинал с легкого и изящного поклона, как бы, показывая, что не имею никакой надежды на успех - как и предписывается «комильфо». И без всякой мимикрии рассказывал о мужских хитростях, чтобы не быть охомутанным. Но сегодня главное - определиться с новой темой. Есть варианты.
Еще одно. Сентябрь – мой месяц. Его я посвящаю только учебе в университете – но, продолжая числиться в командировке. Конечно, если нет ничего сверхсрочного. Начальник не возражает, так как считает, что я заслуживаю это. Но он полагает, что было бы лучше, если, вместо никчемной философии, я сдал экстерном экзамен в политехническом институте (УПИ) на инженера-теплотехника. И имел бы еще один диплом по профилю нашей лаборатории. Мол, почти все предметы в УПИ мне зачтут автоматом, так как за плечами физфак. Я соглашаюсь с ним, но говорю – только после завершения учебы на философском факультете.
Начальник, явившись вновь, сходу гонит меня в бухгалтерию института, так как мне начислена премия в размере годового оклада.
- Как?! Это шутка? Или начали давать премии за лом драгоценного металла – за платину? – спросил я, не поверив ему.
- Да нет же, - смеется он. – Премия за внедрение новой техники на динасовом заводе.
Я уже и думать забыл о той работе. Неужели она достойна такой премии? Там, как мне казалось, не было ничего сложного.
На эту сумму, чуток добавив, можно купить однокомнатную кооперативную квартиру. Но квартиру мне вскоре обещал свой же НИИ. Как-никак я «рабочая лошадка». За мою работу заводы перечисляют в НИИ крупные суммы - в то время как многие заняты написанием кандидатских диссертации. Дополнительная сотня в месяц за звание - это частенько приз за особый талант, в основе которого предприимчивость, но не вклад в науку.
Человек, не имеющий денег, это недоразумение, блуждающее в потемках. Говорят же: «Нет ума – считай калека, денег нет – считай дурак». Имея деньги, каждый может быть самим собой, поступать, как ему заблагорассудится, и вообще, быть свободным. Поэтому, про того, кто не знает цену деньгам, можно смело сказать – остальное в нем наносное. Но все знают, что деньги критически относятся к любовным отношениям, считая себя и девушек – не вполне совместными вещами.
Но и крохоборство не по мне. Притом, последнюю премию я считал не вполне заслуженной. К тому же, шальные деньги вредят и ума не прибавляют. И, чуток поразмыслив, я решил: как деньги пришли, пусть так и уйдут. И после дня занятий в «Белинке» начал водить девушек в самый крутой ресторан города «Большой Урал», но часто меняя их, чтобы от премии вкусило как можно больше прелестниц. По правде, ещё потому, что не ушла боль после расставания с постоянной подругой, как считал - невестой. Теперь боялся привыкнуть к какой-то одной. Только привыкнешь – а тут новое расставание…
Здание университета по Ленинскому проспекту я посещал регулярно, но занимался в «Белинке» - публичной библиотеке имени Белинского. Просторный читальный зал, огромный выбор книг и тишина, нарушаемая лишь шелестом переворачиваемых страниц.
Шел пятый день моего учебного отпуска. Я занимался без обеденного перерыва и ушел из «Белинки» раньше обычного. И пошел обедать (или ужинать?) в ресторан «Большой Урал», но пока один, без подруги.
Лишь один занятый столик в середине большого зала выглядел сиротливо. Я решил подправить ситуацию и занял соседний столик. Сел, чтобы видеть в профиль двух мужчин. Они сидели друг против друга и оживленно беседовали. Прервав беседу, они повернули головы на меня и будто просветили двойным рентгеном.
Я тоже не лыком шит - взглянул на них в упор. И что же? В их глазах доброжелательность и улыбка. Лица строгие и изящные. Их внешность, все невербальное, напомнило Вертинского в фильме «Анна на шее», где он играл роль Его сиятельства. Но через некоторое время я понял: этим мужчинам ничего не стоит изобразить и черта на метле.
Но пока, вмиг потеряв ко мне интерес, они продолжили беседу на прерванном слове. Будто я был обманкой, миражом на горизонте от сгустившегося знойного воздуха или его отражения.
Но кем бы ни был, голод не тетка, и я сделал обильный заказ – все самое-самое. Но без черной икры. Надоела на студенческой целине. И бутылку (лучшего ли?) самого дорогого сухого вина.
Мои соседи разговаривали достаточно громко и изредка, как бы вскользь, бросали на меня взгляды. Позже понял: я был интересен им как слушатель, как зритель. Как узнал чуть позже, они - актеры Московского драматического театра им. Ермоловой. У нас – на гастролях.
Старший, если не запамятовал, - заслуженный артист Гушанский, а его коллега – Владимир Андреев, в будущем главный режиссер театра, а сейчас - только что женившийся на молоденькой актрисе Наталье Селезневой.
Оказалось, они уже пообедали. На столе остался минимум, а в коньячных бокалах – водка «столичная». Они, беседуя, изредка пригубляли ее. Казалось - лишь мочили губы. Потом объяснили - так почти не чувствуется вкуса водки, и желудок не страдает. Алкоголь действует впрямую на мозг. И полбокала хватит, чтобы поддержать настроение на долгую беседу.
Рассказчиком был Гушанский. Андреев – слушателем.
Начало рассказа я упустил, но вскоре понял: он о каком-то заслуженном, но высокомерном актере. Мой пересказ - это тень от рассказа Гушанского с его жестами, интонацией и прочим. Слушая его, я подумал: неплохо бы познакомиться с ним и его приятелем.
Вот суть рассказа.
Тому актеру многие из его коллег завидовали. И было чему. У него шикарная квартира. Элитный второй этаж с огромной лоджией, изысканной мебелью, картинами и т.д. Автомашина «Волга» цвета мокрого асфальта. Вот-вот должны были установить у его дома гараж новейшей конструкции. Актер берег свою машину, сдувал с нее пылинки. А когда садился в нее, раздувался от важности. Сколько в нем было пренебрежения (возможно, показного?) к своим «безлошадным» коллегам, а таковыми были практически все. Поэтому отношение к автовладельцу было соответствующее.
Я не дослышал, почему актер в то время жил один. Однажды он отлучился из города, оставив «Волгу» у своего дома, а вернувшись, не обнаружил ее на месте. Ни начавшийся дождь, ни блеснувшая молния с раскатами грома не убавили глубины охватившей его скорби и печали. А скорбь все росла…
Вызванная милиция прибыла быстро. И, как подобает нашей доблестной советской милиции, пропажу обнаружила тоже быстро. Даже слишком быстро, несмотря на непогоду. Пока один раскладывал на столе бумаги для протокола, второй из прибывших милиционеров, зевнув от скуки, с грустью взглянул через окно на улицу, где небеса продолжали низвергать накопившуюся влагу, сопровождая это действо электрическими разрядами и грохотом…
Уже заканчивая зевок, милиционер вдруг встрепенулся, заметив за стеклом что-то странное. Он немедленно подошел, открыл дверь в лоджию и обнаружил стоящую там «Волгу».
Я не дослушал и не узнал, на какую сумму скинулись коллеги актера, чтобы нанять кран для подъема «Волги» в лоджию и на все остальное, так как расхохотался. Хохотал почти до колик. Моему настроению поспособствовало выпитое вино. Но главное было в том, как рассказчик завершил свой сказ. Как в лицах и жестах изобразил героев при обнаружении пропажи. Их удивление тому, что на автомашине нет ни царапины, а лоджия застеклена?!
Вскоре хохотали все трое. Утирая слезы, рассказчик сказал:
- Давно так всласть не смеялся, - и обратился ко мне. – Молодой человек, вы смеетесь красиво и заразительно. Прямо перезвон колоколов. Вам надо в театр. У вас талант. Кстати, обликом, внешностью и голосом вы напомнили мне молодого Качалова. Это я приметил, когда вы делали заказ. У вас редкий тембр голоса и многообразие интонаций.
Вот снова: мелькнуло у меня в голове. Мне постоянно твердят, что я на кого-то похож. Но еще ни разу не показали двойника. Надо взглянуть на фото Качалова и сравнить себя с ним. Разумеется, со скидкой на одежду. Она не совпадет.
Перед «Большим Уралом» я забежал домой и приоделся с изыском - в общем, «распушил перья». Главное: отсутствие головного убора с плюмажем я компенсировал эксклюзивной обувью ручного изготовления из сафьяна, с вышитым орнаментом. Еще – тройка из твида и нейлоновая рубашка. И никакого галстука. "Подлецу все к лицу" - подумал я, вглядываясь в большое зеркало - хотя это, конечно, не обо мне... Даже родная сестра, закончившая Тимирязевскую академию и знающая многое о травинках, цветах и моде, не могла повлиять на меня. Для меня главное – чувствовать себя легко и свободно.
Ну а голос? Я сказал актерам, что любой человек слышит только свой внутренний голос. А тот, который слышат окружающие, он может записать на диктофон и прослушать. Или, в первом приближении, можно прикрыть ладонями уши (отгородив их от лица) и слушать свой отраженный голос. Он будет как диктофонный. Хотя - кого я учил?! Вскоре актеры пригласили меня за свой стол.
Мы перешли на «ты», и, обращаясь ко мне, Гушанский сказал:
- Ты своим хохотом и нас заразил. Он поставил, пригубив, бокал на стол и взглянул на Андреева:
- Володя, в последний раз так, от души, я смеялся по поводу твоего сна. Хочешь, расскажу?
Но Андреев промолчал. Он последовал примеру старшего товарища и поднес бокал к губам. Гушанский воспользовался моментом и сказал, обращаясь ко мне с показной серьезностью:
- Он очень застенчивый и скромный. Как юная девушка на первом свидании. Но я знаю его. Если ни да, ни нет – значит, согласен.
Андреев остался невозмутим, но бросил пристальный взгляд на коллегу. А тот, повернувшись ко мне, начал рассказ:
- У нас есть актер - назовем его Сидоров. Он не всегда порядочен. Однажды, скорее, из зависти, он высказался, скажем, не очень хорошо об игре Владимира. Владимир очень скромный – это я уже говорил - ни словом не упрекнул Сидорова. А с какой скоростью у нас в театре распространяются слухи и сплетни – объяснять не надо. Надо знать - для актера нет большего оскорбления, чем усомниться в его актерском таланте. Даже я не смог поколебать спокойствия и равнодушия Владимира.
Однажды Владимир держал речь – ну, обычный треп, а это он умеет. Скоро около него собралась, как всегда, группа товарищей. Я в том числе. Как обычно, смех, хохот. Вдруг Владимир краешком глаза приметил, что к нам подходит Сидоров, но сделав вид, что не заметил его, резко сменил тему. Он сказал:
- Сегодня я видел сон. Мне приснилось, что я умер. Как положено порядочному человеку, стучусь в ворота Рая. Апостол Петр приоткрыл калитку, и гонит меня прочь: «Актеров не берем, не положено»! Я нервничаю, возмущаюсь и говорю: «Как же так, вон у вас за забором прогуливается актер Сидоров – нюхает цветочек…». Захлопывая калитку, Петр усмехнулся: «Да какой он актер!?»
Я рассмеялся, рассказчик тоже.
Жесты, мимика, интонация голоса рассказчика, и что-то еще малообъяснимое, спроецировали в мое сознание виртуальную картину.
Под монументальной аркой с росписями, мозаикой, схожей, но величественней, чем арка перед въездом в Самарканд, стоит апостол Петр. Он в хитоне и с нимбом над челом. С лицом, напоминающим самого рассказчика. Его вытянутая вперед правая рука упирается ладонью в грудь поникшего Андреева. Я будто слышу голос апостола:
- Актеров не берем. Не положено.
Я рассмеялся повторно, когда после грустного и огорченного лица Андреева, стоящего перед апостолом, увидел точно такое же лицо у Андреева, сидящего рядом. О виртуальном видении я рассказал актерам. При знакомстве я сказал, что работаю в НИИ - больше ничего. Сейчас они переглянулись и попросили рассказать о себе поподробнее. Я сказал о себе все, уложившись в полторы-две минуты.
На вопрос, как я знакомлюсь с девушками на улице перед тем, как пригласить их в ресторан, я ответил, что каждый раз по-разному. Вот, например, вчера. Иду прогулочным шагом, а навстречу незнакомая девушка в одежде, подходящей для вечернего ресторана. Задумчивое лицо, но проходя мимо (кстати, я всегда обращаю внимание и на походку), бросила на меня оценивающий взгляд. Вот тогда я и обратился к ней:
- Извините, пожалуйста. Вы кажется подруга моей сестры, кузины, Натальи Москвиной, студентки консерватории. А вас зовут Анастасия?
Когда выяснилось, что я ошибся, а ее имя Ольга, я шагнул ближе и, осторожно убирая с ее рукава две-три несуществующие пылинки, начал читать сочиняемое тут же:
- Ах, Ольга, Ольга -
Забот-то сколько.
В закате солнце -
Ты свет в оконце.
Я весь изранен -
Так остры грани
Очарованья…
То трепет лани,
Под снегом стланик,
Я как пред Шивой.
Опять я крайний;
Каков паршивец -
Смеется «Небо»
Клянусь я хлебом,
Плакучей ивой!
И крест целуя.
Без Ольги милой
Прожить смогу ли
Я дольше мига?
- Нет, нет! Ни мига!
Пурпурно - ало
Крыло фламинго.
В смущенье алой
Ты Ольга стала,
С лица вся алость
Спорхнёт как птица.
А нам приснится
Крыло той птицы… и т.д.
Тут главное не останавливаться пока она не рассмеется или хотя бы улыбнется. Для этого в этом «бесконечном» и «юморном» экспромте надо как можно чаще повторять её имя – Ольга.
Продолжение следует