1
Их первенец был назван Гиапатом.
Оанн души не чаял в нём. Но вот,
Дабы казну свою пополнить златом,
Владыка Нин в очередной поход
Его с отрядом снаряжает вновь
Туда, где власть строптивого вассала
Ассирии оброком задолжала
Как данью за непролитую кровь.
Опять столкнуться с тягостью разлуки?
Нет, этого он не переживёт!
И чтобы избежать подобной муки,
Семирамиду он с собой зовёт.
Но этим ли он только был движим?
Тому была ещё одна причина:
Не мог отныне доверять он Нину,
Хотя царю он преданно служил.
«Тебя хочу с собою рядом видеть,
Где б ни был я по долгу своему!» –
Так говорил Оанн Семирамиде.
И молвила она в ответ ему:
«Но как же Гиапат? Он слишком мал,
Чтоб дни и ночи проводить в обозе.
Прошу тебя, не подвергай угрозе
Жизнь сына своего!» И он сказал:
«Пусть Гиапат останется с Ивтеей.
Уже он отнят от груди твоей.
И прокормить она его сумеет,
И – окружить заботою своей».
«С каких же пор ты доверяешь ей?
И не кого-то – своего ребёнка!
Ещё недавно эту амазонку
Ты погубить хотел рукой своей».
«Оставь, Семирамида. – Он ответил. –
Я вижу, что Ивтея – нам не враг.
И преданней слуги на этом свете
Тебе, конечно, нет. И это так!
Безумен был поступок ваш, когда
К Декару вы отправились с отмщеньем.
Ему, конечно, не было прощенья,
Но если бы случилась вдруг беда,
И лютый зверь вас разорвал на части?
Скажи, о чём ты думала в тот час?
Осознаёшь ли ты, каким несчастьем
Могла ты разлучить навеки нас?
Я потерял бы не одну тебя,
С тобою потерял бы я и сына!
Ужели ты дитём своим невинным
Пожертвовала б, жизнь его губя?
Того, чьё сердце в такт с твоим стучало!
А я? Сумел бы это пережить?
Клянусь, что только лезвием кинжала
Я это горе смог бы заглушить».
«Ты страшные мне вещи говоришь. –
Ответила ему Семирамида. –
Не забывай, меня хранит Киприда.
А потому и я, и наш малыш,
И преданная мне во всём Ивтея
Доселе живы, милый мой Оанн.
Возможно, что и ты, хранимый ею,
Убережён от гибели и ран.
Но я тебе перечить не могу.
Пусть будет так. И я пойду с тобою,
Коль скоро предначертано судьбою
Нам вместе заглянуть в лицо врагу».
2
С тех пор не упускал жену из вида
Оанн. И где бы ни был он, –
В походах ли, в боях, – Семирамида
Делила с ним и трапезу, и сон.
Был с ними и подросший Гиапат,
Наследник их и продолжатель рода.
И там же, в тех бесчисленных походах,
Гидасп родился – младший его брат.
Двух сыновей Оанну подарила
Семирамида за недолгий срок
С тех самых пор, когда переступила
Она его обители порог.
Ивтея в воспитателях была
У Гиапата и Гидаспа, словно
Им тёткою была единокровной.
Всему тому, что знала, что могла,
Как некогда их мать она учила,
Так ныне наставляла сыновей
Той, что её от смерти заградила,
Когда она уже грозила ей.
Способности их были высоки,
Легко давались им её науки.
И были их мечи быстры, а луки –
Как у бывалых воинов, метки.
«Не так Хирон придирчив был к Ахиллу,
Не так был Ментор с Телемахом строг. –
Семирамида мужу говорила,
Однажды наблюдая их урок. –
Взгляни, мой свет, на наших сыновей.
В них продолжение тебя я вижу.
Едва ли схожесть их со мною ближе,
Чем с мужественной внешностью твоей».
«Они взрослеют, – ей Оанн ответил, –
И скоро станут взрослыми совсем.
Не для того ль дарованы нам дети,
Чтоб молодость во всей её красе
В них отразилась, оставляя нас?
И мы их, окружив своей любовью,
Должны учить преодоленью боли
И страха с малых лет – уже сейчас!
Чтоб воспитать из мальчика мужчину,
Он с детства должен понимать, что страх
В бою есть поражения причина,
А опыт обретается в трудах.
Любой стране защитники нужны.
Пока на этом свете будут войны,
Победы в них принадлежат достойным,
Коль этот мир не может без войны.
Там, где закат лучи свои слагает,
Подобно крыльям, есть одна страна,
Что вольной Спартой греки называют.
Младенцам там жестокая цена
Назначена законом с давних лет
За хилость иль врождённое уродство,
Дабы лишь те могли продолжить род свой,
В чьих телесах таких изъянов нет.
Их матерей молитвы бесполезны –
Суров и неотвратен тот отбор,
Когда, младенцев пожирая, бездна
Жестокий исполняет приговор.
Хвала богам, Ассирия не столь
Безжалостна к своим несчастным детям,
Что при рождении природа метит,
Неся родившим матерям их боль.
Но тех, кто участь избежал такую,
Удел не менее суровый ждал:
Как будто дань за эту жизнь взыскуя,
Их всех уклад спартанский обязал,
Едва они тот возраст покорят,
Когда тела их силой укрепятся,
Науками военными заняться,
Чтоб, повзрослев, исполнить тот обряд,
Что посвящает их в мужей, достойных
Нести спартанцев гордых имена.
И потому никем во многих войнах
Поныне Спарта не побеждена!
Там – царства тех, кто воинства свои
Привёл к троянским неприступным стенам
С отмщеньем за прекрасную Елену,
И эти земли кровью напоил.
Нет ничего плохого, что Ивтея
Строга немного к нашим сыновьям.
Ведь те, кто в детстве занимался с нею,
Готовили её не к лёгким дням
Грядущей жизни – без нужды и зла,
Что слабым и больным любое племя
Способна сделать, дай ей только время.
И вот уже не «есть», а лишь «была» –
Такое слово сей стране подходит,
Что воспитаньем тех пренебрегла,
Кто беды от её границ отводит
Искусством, что Паллада нам дала.
Но чтоб им овладеть, нужны года.
И постигать – конечно с малолетства.
Ведь всё, чему нас обучают с детства,
При нас же остаётся навсегда».
3
В один из дней в их дом гонец был прислан
С посланием из царского дворца –
Очередной поход войной замыслил
На Бактрию неугомонный царь
Напомнить непокорным бунтарям
За неудачи прежние обиды.
И вот уже Оанн с Семирамидой,
Послушно воле грозного царя,
К великому готовятся походу
Большого войска с Нином во главе,
Чтоб тот, кто уподобился Нимроду,
Ассирии стал данником навек.
Покуда жив на свете человек,
Арес ему свою диктует волю.
Война – суровая мужская доля,
Переходящая из века в век.
Так было, есть, и так всё время будет!
Сын Громовержца торжествует вновь –
Опять друг в друге истребляют люди
И жизнь, и состраданье, и любовь.
Жестокий бог, как истый властелин,
Взирает грозно со своей вершины
На стройные колонны войска Нина,
И во главе их – сам владыка Нин.
Он одержим! Он пьян от предвкушенья
Победы славной над своим врагом,
Которому пощады и прощенья
Не будет в этой схватке! Каждый дом
Уже он в Балхе разорённым зрит,
Когда его войска войдут в столицу.
И он тогда бактрийскую царицу,
Вдовою сделав, в рабство обратит.
4
Балх, осаждённый воинством немалым,
Врагу сдаваться долго не хотел,
Хоть войско Нина всё сильней сжимало
Кольцо осады. Горы мёртвых тел
Обеих ратей покрывали всё:
И к стенам подступы, и сами стены.
Большую платят за победу цену
Те, кто её своим вождям несёт.
И день, и ночь сраженье это длится,
Но перевеса нет ни у кого.
Бактрийцев неприступная столица,
В неотвратимость рока своего
Не веруя, держалась и дралась
С отчаянностью загнанного зверя,
Что, для прыжка последнего отмерив
Остаток сил своих, ощерил пасть.
Добыча Смерти в эти дни богата!
Ухмылка кривит страшный лик её.
И свой оскал она не в силах спрятать
От тех, кто кровь на поле битвы льёт.
Отряды тех, кто город осаждал,
Редели так же, как и тех порядки,
Уже со Смертью не игравших в прятки,
Кто день и ночь его оборонял.
Но праведен тот гнев, что вынуждает
Врагу владыке объявить войну.
Решеньем этим малое теряя,
Чтоб не расстаться с б;льшим. А вину
За гибель тех, кто пал на той войне,
Простит ему и зашлифует время.
Он, на себя взвалив такое бремя,
Даёт отчёт бездействия цене.
И потому Арес, а не Афина,
Жестокую свою взымает дань
Со всех походных жертвенников Нина,
Благословив его на эту брань.
И вьётся стая коршунов над ним,
У ног же – верные ему собаки;
В руке – копьё, в другой – горящий факел.
Надменным взором поводя своим
Поверх сражения у стен балханских,
Он озирает детище своё.
Как некогда в баталиях троянских
Он греков поддержал своим копьём,
Так ныне принял сторону того,
Кто, осадив бактрийскую столицу,
Нетерпелив был в том, чтоб насладиться
Величием триумфа своего.
5
«Не мне, конечно же, давать советы
Тебе. И всё же выслушай меня.
Дела войны – для женщин под запретом.
Но вот уж сбилась я со счёта дням,
Что до сих пор побед не принесли
Ни нам, ни нашим недругам на стенах.
Коль скоро Балх пасть должен непременно,
И мы успех свой праздновать могли,
На хитрость нужно поменять нам силу.
Так Троя некогда была взята,
Что дорогую цену заплатила,
Сама открыв врагу свои врата.
Но здесь иная хитрость нам нужна.
Коль ты позволишь мне ей поделиться
С тобою, то бактрийская столица
К рассвету будет Нину отдана». –
Так молвила Семирамида мужу,
Большой надежды не питая в том,
Что здесь её совет Оанну нужен.
Но он, супругу поманив перстом
И с нею вместе выйдя из шатра,
Сказал ей так: «Вон Бактрии столица. –
И к Балху устремил свою десницу. –
Ты хочешь мне сказать, что до утра
Мы сможем одолеть сопротивленье
Защитников сей крепости. Но как?
Уже не первый день идёт сраженье,
А мы всё там же! И всё там же враг.
Как будто боги помогают им!
Чем их молитвы наших подношений
Сильнее? В множестве своих сражений
Я не встречался с мужеством таким
Противника! И стойкость их, и сила
Достойны уважения. И всё ж,
Усталость их давно б уже сломила.
Нет, здесь их только хитростью возьмёшь!
Тут я с тобой согласен. Но – какой?
Каким обманом нам добыть победу?
Ты говоришь мне, что тебе он ведом?
Ну что ж, тогда мне свой секрет открой».
И был её ответ столь неожидан,
Сколь подкупающ мудростью и прост.
«Взгляни, – так начала Семирамида,
Супругу отвечая на вопрос, –
Ослабленное место в той стене,
Что наше войско день и ночь штурмует,
Не поддалось до сей поры. К нему я,
Когда бы власть принадлежала мне,
Не прилагала б основных усилий.
Всё это результата не даёт.
Сегодня вновь бактрийцы отразили
Наш натиск. Завтра враг того же ждёт.
А потому должны мы сделать то,
Чего от нас они не ожидают.
И вот тогда грозящая беда им
На выбор обречёт их непростой.
Они, конечно же, храбры, нет спору,
Искусны в обороне и сильны,
Достойны уваженья! Но, коль скоро
Им Ниновы атаки не страшны,
Пусть думают, что основной удар,
Как прежде, будет там же продолжаться.
А посему затем, чтоб удержаться,
Балханцы лучших воинов туда
Направили, ослабив те куртины,
Где наш напор не столь силён, как здесь.
Когда бы я была на месте Нина,
Не преминула б этого учесть.
Но власть мне не дана. И даже ты
Не в силах принимать таких решений.
А ждать ли от царя их испрошенья?
Удачные порой – те, что просты.
Но ты же вхож к нему. Ты – друг владыке.
Он слово твоё ценит, как ни чьё.
Его потомки назовут Великим,
И тем прославит имя он своё,
Что покорилась Бактрия ему,
Как Троя Агамемнону когда-то.
Ужели за труды такая плата
Ему не льстит? Ведь, судя по всему,
Тщеславен он безмерно. А удачи
Питают тех, кто славой одержим.
Не для того ль поход бактрийский начат,
Чтоб счёт победам доблестным своим
Он увеличил, Балх завоевав?
Иди к нему и помоги советом!
И, как сказала я, он до рассвета
Возьмёт его, богам хвалу воздав».
Оанн, услышав это, был в восторге:
«Семирамида, как же ты умна!
Родная, да хранят тебя все боги,
Какие покровительствуют нам!
Не знаю я пока, что скажет Нин,
Как твой совет оценит он. И всё же
Его хотя бы выслушать он должен!
Безумец тот, кто пренебрёг бы им!»
«Ступай к царю! – Семирамида мужу
Сказала. – Медлить нам уже нельзя.
Пусть голову ему победа вскружит
В тот час, когда им город будет взят.
Лишь об одном прошу тебя, Оанн:
Ему ни словом, ни единым звуком
Не раскрывай секрет, кому наука
Сия принадлежит. Пусть этот план
Исходит от тебя. Ты – лучший воин!
А значит, только разумом твоим
Он должен быть рождён. Лишь муж достоин
Предстать с решеньем этим перед ним».
И он в ответ: «Однако ты скромна!
Но коли просишь ты меня об этом,
Я не раскрою твоего секрета
Царю. Но ты понять меня должна:
Мне лгать ему негоже. Он – владыка.
Он не потерпит и малейшей лжи…»
«Тут скромность ни при чём. Есть риск великий,
Что он его не примет. Вот скажи, –
Семирамида прервала его, –
Как поступил бы ты на месте Нина,
Когда б узнал, что ни один мужчина
Из воинства большого твоего
Не предложил тебе такого плана,
Что нам победу мог бы принести?
Кто я? Всего-то лишь жена Оанна.
Не мне учить царей войну вести!
Спеши! Уж звёзды н; небе горят.
Сегодня всё должно уже свершиться!
Да не позволят боги ошибиться
Когда-то звавшейся Шаммурамат!»
6
О, знал бы ты, Оанн, какой ошибкой
Накличешь на себя судьбы удар!
О, знал бы ты, сколь счастье ваше зыбко!
Ослушался бы ты жены тогда?
Но ты не внял остереженьям той,
Что о беде тебя предупреждала.
Уже тогда ей что-то подсказало,
Что может разлучить её с тобой.
Но ты, конечно, знать не мог об этом.
И в том беда твоя, а не вина.
И вот уже в преддверии рассвета
Была взята восточная стена.
За нею пал и западный дувал
Балханской неприступной цитадели.
Ряды её защитников редели.
И хлынул в город ассирийцев вал…
Всё кончено. Та ночь последней стала
Свободной для бактрийского царя.
И тьму её неспешно вытесняла
Кровавая восточная заря.
И свет её тотчас же обнажил
Всё то, что эта ночь собой скрывала:
И тех, кого погибель миновала,
И тех, кто до рассвета не дожил.
В тот час, когда пленённые бактрийцы
Покорно ждали участи своей,
Въезжала в город Нина колесница,
И множество других ползло за ней.
«Где Оксиарт? Не вижу я средь вас
Того, чья дерзость гнев мой пробудила. –
Так начал Нин, едва остановил он
Свой взгляд на тех, кто ожидал свой час. –
Где тот, кто ослушанием нарушил
И без того меж нами хрупкий мир?
Где он, который братьев ваших души
Сегодня псам Нергаловым скормил?
Я награжу свободою того,
Кто явит мне иль сообщит о месте,
Где этот червь хоронится от мести
И скорбного удела своего».
«Не искушай, – раздался чей-то голос, –
На столь великий грех людей моих.
Я – Оксиарт! И от тебя не кроюсь.
В сражении я не покинул их,
И ныне – с ними. Бактрия горда!
Но, видно, к нам не благосклонны боги,
Коль скоро, оказавшись на пороге,
Не миновала нынче нас беда».
Он вышел из толпы, но на колени
Не пал пред победителем своим:
«Ничто теперь мне участь не изменит.
Ты смерть принёс двум сыновьям моим,
Сражавшимся на Балховой стене.
Казни же и меня. Мне смерть отрадна!
Не брезгуя никем, она – всеядна.
А жизнь отныне неугодна мне».
«Твою судьбу решать я буду завтра. –
Ответил Нин. – Но где жена твоя?»
И лишь сейчас во взгляде Оксиарта
Он не увидел прежнего огня.
«Её вины, – сказал пленённый царь, –
Нет пред тобою и твоей страною!
Утешь свой гнев расправой надо мною,
Коль покарать желаешь гордеца».
«Тебе ль со мною торговаться ныне!
Я клятвой связан с воинством своим,
Что сделаю жену твою рабыней.
Сдержать я слово должен перед ним…
Ищите всюду! – Войску крикнул Нин. –
Живую или мёртвую, царицу
Я должен видеть пред собой! Бактрийцам –
Готовить погребальные огни».