Мне хотелось спасти тебя от всего зла на свете и залечить все твои раны, но в процессе залечивания твоих ран я ранил себя.
Я не мог продолжать ранить себя, потому что я себя люблю. И лучше тебе не знать, насколько тяжело мне было остановиться, потому что тебя я, по всей видимости, тоже люблю. Иначе стал бы я тратить на тебя столько энергии?
Это невероятно странно, поскольку я никогда не был спасателем. Мне глубоко безразличны жизни большинства людей.
Но есть в тебе что-то такое необъяснимо родное. В тебе будто бы есть часть меня, и ради этой части я готов на всё.
Я узнаю тебя во всём, но ни в ком тебя не нахожу.
Я всё ещё помню, как было до тебя, но уже ничего не чувствую. В эмоциональном плане я забыл всё, что происходило до тебя. Хотя раньше мне казалось, что никогда не забуду.
Люди говорят, что существует два вида любви: ПЕРВАЯ любовь и первая ЛЮБОВЬ. В этом есть доля правды.
Я не могу сказать, что я не любил её. Нет, я действительно её любил. Но это было нечто иное. Я вырос с ней – буквально и фигурально, физически и морально.
Но, как бы пошло это ни звучало, тут как с одеждой: однажды наступает момент, когда ты не можешь продолжать обманывать себя тем, что ничего не изменилось, и наконец-то прекращаешь тщетные попытки влезть в костюм, который тебе уже давно не по размеру.
Я вырос из своей первой любви ещё в девятнадцать лет и обнаружил, что во мне что-то умерло.
Мне казалось, что в чувственном плане меня ожидает участь ныне почившего Жириновского, который однажды написал в своём Твиттере: "В 19 лет иду по Боровицкой площади, и вдруг что-то повернулось в груди. Я понимаю, что больше не влюблюсь. Со следующего дня что-то умерло в душе. Меня интересовали только социальные вопросы, политика. Больше я никого не полюбил. Советую беречь любовь, она может не повториться".
Всё на это указывало – я много лет был один, встречая на своём нелёгком жизненном пути множество разных людей. Некоторые из них были прекрасными, некоторые – ужасными, некоторые – смесью из первого и второго. Суть в том, что никого из них я так и не полюбил.
И поэтому я даже не подозревал о том, что во мне ещё способно родиться что-то более масштабное, чем было ранее, – нечто великое и всеобъемлющее.
Но данное "нечто" оказалось кошмарно запутанным. В этой любви нет ни здравого смысла, ни банальной логики, ни холодного расчёта, которые необходимы для выстраивания здоровых отношений. По крайней мере, многие современные психологи в этом убеждены. Я, честно сказать, понятия не имею, что это за зверь такой – здоровые отношения.
В этой любви вообще нет ничего, кроме самой любви. И она не нужна ни мне, ни тебе. Она просто есть. Я лишь констатирую факт.
Мы совершенно не совместимы, мы будто из параллельных миров, мы в принципе никогда не должны были познакомиться – настолько мы разные.
Но, может быть, как раз это нас и объединило. И это объединение разрушило целые миры – и мой, и твой.
Именно поэтому наша встреча в этой Вселенной стала для нас непосильной ношей.
Мы пребывали в приятной иллюзии о том, что имеем представление, как жить эту жизнь. Нам казалось, что мы выучили правила игры, освоились и даже стали успешными в данной игре. Мы прошли долгие, полные трудностей пути внутри игры лишь для того, чтобы познакомиться и обнаружить, что мы ничего и не знали; что никаких правил не существует или что, по крайней мере, эти правила больше не работают для нас. Мы утратили контроль над тем, что имели и что воображали о самих себе ранее. Ну, я так точно.
Я полагал, что я неимоверно силён. Только вот сопротивление оказалось ещё сильнее. Это как когда ты желаешь чего-то настолько отчаянно, что начинаешь от этого закрываться и отдаляться.
После каждой встречи с тобой мне хотелось умереть, и я решительно не понимал, почему.
С другими всё было просто и понятно. Рядом с ними мне хотелось умереть, потому что я ничего не чувствовал.
Рядом с тобой же мне хотелось умереть, потому что я чувствовал слишком много.
Это был ужас, который нельзя описать словами. Будто все защитные механизмы психики вмиг слетают и я становлюсь предельно уязвимым. От этого ощущения хочется бежать, роняя тапки. И это говорю не я. Это говорит мой страх эмоциональной близости.
Эмоциональная близость кажется мне невыносимой, поэтому обычно я делаю её невозможной.
Я по жизни предпочитаю никого не подпускать слишком близко. И тебя я тоже пытался держать на расстоянии вытянутой руки, но предательски тянулся к тебе этой же самой рукой, хотя мне всё ещё было боязно.
Идя в этот безграничный страх, я обретал то, чего у меня доселе не было. Я обретал ощущение собственной нормальности. И нормальности не в социальном плане, который меня никогда особо не заботил, а в личностном.
В моей голове не оставалось мыслей. Меня переставали мучить бесконечные размышления. Моя голова становилась благостно пустой, а непомерная злость, сопровождавшая меня всю жизнь, внезапно улетучивалась.
Я наконец-то приближался к пониманию того, что значит – быть частью "мы". А ведь я никогда не стремился стать частью "мы", поскольку считал, что уже родился целым. Возможно, всё это время за меня говорил тот самый страх эмоциональной близости.
Но любовь сильнее страха. Правда, сильнее она лишь в моменте.
Когда момент заканчивается, всё становится ещё более угрюмым и ещё более страшным. От этого хочется убежать ещё быстрее, что мы, собственно, и сделали.
У нас был лишь один совместный проект, и имя ему – саботаж.
И вот я здесь – пытаюсь отрицать уже свершившийся факт вовлечения в эмоциональную близость, от которой я так усердно прятался, и возвращаюсь в старые места, к знакомым типажам людей, к изученным паттернам поведения. Возвращаюсь и не нахожу себе места. Вероятно, там больше нет места для меня. И всё – из-за тебя.
Больше всего на свете мне хочется прикинуться, что всего этого не происходило, что тебя нет и никогда не было. Я хочу думать, что у меня до сих пор есть контроль и что я способен вернуться к прежней жизни. Но в глубине души я знаю, что это неправда.
Я больше никогда не стану тем человеком, которым я был до тебя. И, приходя назад к тому, что было "до", я обречён ощущать лишь разочарование, скуку и усталость.
Мой старый мир полностью разрушен, а строить новый трудно и больно.
Любовь – это для дураков, и я оказался одним из них. И самое отвратительное здесь то, что я был счастлив оказаться одним из них.
Но либо бесконечного счастья не существует, либо его не существует конкретно для меня.
Если бы я верил в Бога/Вселенную/судьбу, то я бы сказал, что они обязательно сведут нас по итогу, ибо нам суждено построить новый мир вместе.
Но, к сожалению или к счастью, я верю только в себя, поэтому мне придётся самому создавать новый мир. Новый мир, в котором для тебя, увы, не найдётся места.
Мне искренне жаль, что у меня не получилось спасти тебя от всего зла на свете и залечить все твои раны. Мне остаётся лишь надеяться на то, что я не оставил новых ран, и довольствоваться тем, что я спас тебя от себя.
Зря мы не прислушались к совету Жириновского. Мне пора идти.
"Так кто, кто из нас проник? Я прячусь и ускользаю, не замедляясь на миг. Тебя от себя спасаю. Так кто, кто же посетил тупик опасных секретов? Я знаю: мне нужно уйти, чтобы спасти. Я сделаю это" (с) Fleur — Я сделаю это